Дорога на Царьград

Караван-сарай, в котором мы разместились, находится у самой дороги, на окраине поселения. Он большой и не слишком пыльный, а проживание в нем бесплатное. Мне рассказали, что большинство караван-сараев построены на завещанные средства знатных турок, которые к тому же регулярно выделяют немного денег на их содержание. В середине большого прямоугольного строения находится просторный двор, в котором мы поставили лошадей. Вдоль стен караван-сарая располагается огороженное каменными стенами возвышение, с метр над землей, на котором размещаются люди. Кто как умеет и с чем путешествует. Большинство из них просто ложится на ковер и кладет под голову седло. Главное – не упускать из виду свои вещи и лошадей.

Во внешней стене через каждые три метра находится очаг, на котором ты, если хочешь, можешь себе приготовить еду. Турки чаще всего отваривают одну-две пригоршни риса и едят его с луком, а если есть немного вяленого мяса, это для них – настоящее пиршество. Мы съели только немножко вяленого мяса, которым нас угостили дубровчане. Выковыривая ногтями жилы, застрявшие между зубами, я поглядывал на загадочную сумку. Совершенно беспричинно я решил не открывать ее. Я всегда был чувствителен к тому, что мне кто-то оказывает доверие. Когда мне кто-нибудь демонстрирует недоверие и пытается меня контролировать, я выискиваю всевозможные способы, чтобы его обмануть, и даже, бывает, насмешничаю. Точно так же и в ситуациях, когда мне оказывается доверие, я считаю себя обязанным быть на высоте. Так что я решил превозмочь свербящее любопытство и просто подождать, когда владелец сумки явится и заберет то, что отдал мне на хранение. Меня наводнило большое удовольствие от осознания собственной значимости.

То, что мне пришлось держать оборону перед расспросами своей дорогой спутницы, только возвеличило мое достоинство и повысило ощущение большой нравственной ценности. Несколько лживых объяснений, которые я тогда привел, чтобы отвлечь ее внимание от сумки, я считал абсолютно допустимым стратегическим средством в защите вновь обретенной большей ценности. Новая ошибка.

Начало вечереть. Ветерок затих. В еще теплом воздухе ощущалась влажность, удушавшая нас, а атмосферное давление обволокло нас смрадом помета. Когда из городка донесся голос муэдзина, многие турки вышли из караван-сарая и направились к мечети, а те, что остались стеречь товары и вещи, снова попадали на колени для молитвы. Присутствуя на чьем-то молении, человек ощущает такое же неловкое неудобство, как и в том случае, когда стечением обстоятельств оказывается рядом с парой молодых, занимающихся любовью, и каждую минуту ожидает, что они сейчас приподнимутся и презрительно обругают его как какого-нибудь убогого чудака. Но и это моление завершилось. Турки обулись и неспешно заняли свои места для сна, вытащив большие покрывала, которые называют «ягмурлук». Начали возвращаться и те, что ушли в мечеть. Там, в караван-сарае, где нет никаких стен-перегородок, я приобрел необычный опыт – бодрствования и сна под прицелом чужих взглядов. В полумраке мне казалось, что я вижу, как блестят глаза обрезанных, устремленные на мою красавицу, правда, хорошо замаскированную платком. Как назло, Назим со своим рекламным гаремом проигнорировал наш караван-сарай. А было бы здорово, если бы они отвлекли немного внимания на себя. Я не надеялся, что дубровчане мне как-то помогут, если, не дай бог, дойдет до драки. Единственное, на что я полагался, так это – на строгие турецкие законы.

Не знаю, как я вообще собрался с силами, чтобы оцепеневшими ногами, вместе с моей ненаглядной, дойти до убогой уборной во дворе. Думал я только о том, чтобы случайно не споткнуться. Иначе бы все точно набросились на нас. Мы обождали, пока несколько мусульман в очереди перед нами не отправят нужду. У всех из них был с собой кувшин с водой. Турки так почитают письменное слово, что им и в голову не приходит подтираться бумагой. Ведь на ней может быть написано Божье имя. И слава Господу, что они так почитают любые письмена – благодаря этому и нам, гяурам, как народу Книги, обеспечена какая-никакая защита. И тем бо́льшую надежду я возлагал на книгу, которую мы с моей ненаглядной носили с собой. Ведь она нас уже защищала в других ситуациях.

Я испытывал некоторое разочарование из-за того, что Абаз все не приходил по свою сумку, и мой большой нравственный триумф.

Со стороны крепости послышалась истеричная музыка, сопровождаемая криками. А затем раздались и первые выстрелы. Дубровчане, опытные путешественники на этом маршруте, успокоили меня. Они объяснили мне, что так гарнизон Паланки поднимает моральный дух себе и местному населению, пытаясь напугать разбойников, которые с наступлением темноты подбираются совсем близко к окраинным домам. Это почти обычный вечерний ритуал, который не пропускается, особенно когда близ поселения бродят большие банды.