Другая сестра Беннет

– Так что да, как и все лучшие предприятия и, я бы даже сказала, лучшие браки, – мы с мистером Гардинером действительно партнеры.

Никто, размышляла Мэри, не смог бы сказать такого о ее родителях. Эти воспоминания причиняли ей боль, и, чтобы не зацикливаться на них, она спросила, нельзя ли им зайти в лавку и осмотреться. Не сейчас, ответила миссис Гардинер. Они должны были вернуться домой, потому что уроки детей должны начаться еще до полудня. Но она была бы очень рада пригласить туда Мэри в другой раз.

– И конечно же, – добавила миссис Гардинер, поддразнивая, – когда у тебя будет собственный дом, я с удовольствием покажу самое лучшее постельное белье, какое только может тебе пригодиться. Мы вместе прогуляемся по этим складам. Я сделаю это с превеликим удовольствием.

Мэри не смогла ответить на это улыбкой, но миссис Гардинер, казалось, ничего не заметила.

– А пока, однако, есть много прекрасных вещей, более подходящих к твоим нынешним обстоятельствам. В этом году нам привезут прекрасные хлопчатобумажные ткани с рисунком. А некоторые из самых красивых шелков, что я только видела за долгое время, идеально подойдут для такой молодой девушки, как ты.

Внезапно вспомнив о своем поношенном пальто и сильно застиранном платье, Мэри плотнее обхватила себя обеими руками.

– Не уверена, что гожусь для роскошных нарядов. Думаю, мне больше подойдет что-нибудь простое и скромное.

– Возможно, – сказала миссис Гардинер. – Но все хорошее не обязательно должно быть броским или кричащим. Иногда самые лучшие вещи могут казаться совершенно простыми, пока не изучишь их внимательно. Только тогда можно увидеть истинное их качество.

Их взгляды встретились. Выражение лица миссис Гардинер ничего не выдавало. Если она и имела в виду нечто более глубокое, чем то, что было сказано, то не подала виду.

– Но как тебе будет угодно. Давай не будем сейчас об этом. Пробьемся же с боем домой?

Она протянула руку. Мэри не могла припомнить, чтобы кто-то когда-нибудь так дружелюбно обращался с ней, и заколебалась. Однако миссис Гардинер не отказалась от своего приглашения, и тогда Мэри робко взяла ее под руку. Поначалу это показалось странным, но вскоре Мэри привыкла и почувствовала, как приятно прогуливаться в такой непринужденной близости. С каждым шагом ее мнение о миссис Гардинер становилось все теплее. Она часто слышала, как Джейн и Лиззи пели ей хвалебные оды, и хотя она провела с ней всего одно утро, теперь Мэри точно знала, что сестры не преувеличили добродетели тетушки. Миссис Гардинер была весела и добра, с живым умом и искренним интересом к заботам тех, кто был ей небезразличен. Она была любознательна, но не назойлива. Она использовала свой ум, чтобы понять, что думают и чувствуют другие, и лучше помочь им, если могла. Миссис Гардинер хотела, чтобы все вокруг были счастливы. Полностью удовлетворенная собственной жизнью, она радовалась, видя тех, кого любила, такими же довольными и спокойными, как и она сама. К тому времени, как они вернулись на Грейсчерч-стрит, Мэри подумала, что никогда еще не встречала человека, которого так легко полюбить. Казалось, не было никаких причин не поддаться обаянию тетушки, и хотя обычно она была осторожна во всем, что касалось привязанностей, сейчас Мэри чувствовала себя более уверенно. Она уже не сомневалась, что миссис Гардинер можно доверять, и даже позволила себе надеяться, что та станет другом, о котором Мэри так отчаянно мечтала.

– 47 –

Семейная жизнь на Грейсчерч-стрит сильно отличалась от той, к которой Мэри привыкла в Лонгборне. Спустя совсем короткое время ей стало ясно, что миссис Гардинер любит мужа и четверых детей с крепчайшей и непоколебимой преданностью. Ее чувства были полностью взаимны, и ни она, ни мистер Гардинер не видели причин не выражать их как можно более открыто. На Грейсчерч-стрит любви хватало на всех. С уколом боли Мэри отмечала, что у тети и дяди не было любимчиков среди детей – они любили их всех одинаково. Родители редко бранили своих двух жизнерадостных дочек или двоих озорников-сыновей, но позволяли им быть чуть более шумными и озорными и чуть менее дисциплинированными и тихими, чем того требовали нормы приличий. Как следствие, в доме Гардинеров было много беготни, шалостей и постоянного движения, что делало его слишком шумным для утонченных натур. Но для тех, кто нуждался в нежности, это было удивительно гостеприимное убежище. Чем дольше Мэри пребывала в этой умиротворяющей обстановке, тем больше понимала, как и Джейн, и Элизабет здесь возрождались.