Другая сестра Беннет

Однако ничто так не раздражало миссис Беннет, как очки Мэри.

– Я предупреждала тебя, что ни один мужчина не женится на тебе, если ты их наденешь, и, боюсь, я оказалась права. Будь моя воля, возможно, сейчас все было бы совсем по-другому. Но этого мы никогда не узнаем.

Мать все продолжала и продолжала. Волны ее неудовольствия захлестывали Мэри, как бурное и безжалостное море. Мэри нечего было сказать в ответ, негде было спрятаться. Когда мистер Коллинз вернулся спустя две недели, она почти испытала облегчение, поскольку его присутствие требовало от миссис Беннет сдерживать свои жалобы и придирки, по крайней мере на людях.

Мэри надеялась, что приезд их кузена побудит Шарлотту вновь приехать в Лонгборн. Когда-то она была здесь постоянной гостьей, но с тех пор, как объявили о ее помолвке, больше не появлялась. Мэри понимала, что мисс Лукас не приезжала сознательно, зная, что ее присутствие оскорбит миссис Беннет, однако подозревала, что, помимо этого, подруга избегала Элизабет. Последняя встреча стала болезненной для них обеих, и в результате их связь ослабела. Иногда Мэри казалось, что она скучает по Шарлотте даже больше, чем Лиззи. Она привыкла считать мисс Лукас подругой и очень остро переживала ее потерю, но при сложившихся обстоятельствах сочла неблагоразумным рисковать и вызывать неодобрение матери, отправившись в Лукас-Лодж самой. Прошло некоторое время, прежде чем они с Шарлоттой снова встретились. Однажды перед чаепитием мистер Коллинз привел ее с собой, держа под руку.

Мэри с нетерпением ждала встречи с мисс Лукас, но когда Шарлотта села за чайный столик, стало ясно, что это будет не та радостная встреча, на которую она так надеялась. Шарлотта стала теперь скорее невестой мистера Коллинза, чем старым другом семьи, а у Мэри не получилось поговорить с ней наедине. Вместо этого маленькая компания уселась в официальной обстановке, заведя беседу, которая никогда бы не позволила постороннему человеку предположить, что, за исключением мистера Коллинза, эти люди были знакомы всю жизнь. Такой холодный прием не заставил Шарлотту и мистера Коллинза задержаться надолго. Стоило им уйти, как Джейн и Лиззи быстро исчезли, а Лидия и Китти быстро последовали за ними. За окном уже смеркалось, и Мэри оказалась с родителями в гостиной совсем одна. Она взяла книгу и попыталась погрузиться в повествование, но голос матери, сердитый и ворчливый, и ответы отца, дразнящие и лишь раздражающие миссис Беннет еще больше, не давали ей сосредоточиться.

– Мне было невыразимо неприятно принимать этих людей и, что еще хуже, быть вежливой с этой гнусной Шарлоттой.

– Поскольку вы, по-видимому, не слишком старались соблюдать приличия, остается надеяться, что вы очень скоро оправитесь.

– Вы видели, как она осматривала дом, будто он уже принадлежит ей? Они перешептывались в холле. Я не слышала, о чем они говорили, но уверена, они обсуждали, что сделают с Лонгборном, когда он станет их. Разве вы не заметили этого, мистер Беннет?

Ответ супруга был отрицательным, однако миссис Беннет не обратила на это внимания, и подробное повествование о ее горестях продолжилось. Молча сидя в углу, Мэри с болью осознала, что именно так она проведет остаток своей жизни. Ее сестры выйдут замуж, и она будет единственной дочерью, оставшейся дома. Когда ей не с кем будет поговорить и нечем заняться, она вынуждена будет выслушивать жалобы матери – день за днем, месяц за месяцем, год за годом.

– Право же, мистер Беннет, очень трудно представить себе, что Шарлотта Лукас когда-нибудь станет хозяйкой этого дома, что мне придется уступить ей и дожить до того, что она займет мое место!

– Дорогая моя, не стоит предаваться таким мрачным размышлениям. Будем надеяться на лучшее. Польстим себя надеждой, что я, возможно, проживу долгую жизнь.

Перед Мэри словно разверзлась огромная пропасть, и в ней она не видела ничего, кроме своего одиночества. В одно мгновение она осознала, как страстно жаждет привязанности. Она бы не назвала это любовью, этого она и не смела просить. Одной искорки дружеских чувств было бы достаточно – немного тепла и приятного времяпрепровождения. Мэри понимала, что одних ее книг недостаточно. Даже музыка казалась теперь бессмысленной. Никому не было дела до того, что она играла – лишь бы это не отвлекало ничье внимание. Главной целью в жизни Мэри было, по-видимому, не привлекать к себе внимания. Ее сердце сжалось от боли. Это было почти невыносимо.

– Я не могу смириться с мыслью, что им достанется все наше имущество. Если бы не наследство, я бы не возражала.

– Не возражали бы против чего?

– Я не возражала бы вообще против чего-либо.

– Тогда будем благодарны, что вы избавлены от такого равнодушия.