Два-два-один Браво Бейкер (Two Two One Bravo Baker) (СИ)

Тот выглядит невероятно юным, как будто болезнь и страдания стерли с его лица все, что наложило на него отпечаток за последние десять лет. Кожа туго обтягивает кости, тяжелый медикаментозный сон разгладил знакомые черты – чуть вздернутые брови, приподнятый уголок рта… Он бледен, лишь горят на скулах пятна лихорадочного румянца, и выделяются темные, запекшиеся и потрескавшиеся губы. Майкрофт ставит стул рядом с Шерлоком.

- У тебя ровно три минуты, - произносит он. – Ни секундой больше, это ясно?

Шерлок оборачивается, впивается в него тусклым, бесцветным взглядом.

- Выйди отсюда, - хрипит он.

Майкрофт резко вздергивает подбородок, но взгляд его остается мягким. Он слегка кивает, отворачивается и выходит из палаты, закрыв за собой дверь. Шерлок ногой подтягивает стул к себе и садится.

На спинке кровати висит планшет с информацией о состоянии здоровья Джона. К нему прикреплен небольшой пластиковый конверт на молнии. Внутри – жетоны Джона и записка, которую Шерлок передал для него Мюррею. Дрожащими руками Шерлок вытаскивает конверт из-под зажима, открывает его и переворачивает. На ладонь выскальзывают три жетона на одной цепочке. Потом он достает сложенный листок. Сгибы бумаги твердые и ровные, самодельный конверт выглядит точно таким же, каким он его и оставил. Только в уголке появилось крохотное желтое пятнышко глины. Он вертит записку в руках, потом, наконец, разворачивает ее. Локон его волос все еще внутри – темный жесткий завиток. В складках бумаги - легкий налет высохшей крови. Детектив смахивает ее и смотрит на слова, написанные собственной рукой.

После тебя не будет никого и никогда. Я, до конца моей жизни,

Твой Шерлок.

Он судорожно втягивает воздух, проталкивает жетоны и записку под неподвижную руку Джона и осторожно кладет на нее свою, поверх иголок, пластиковых трубок и пластырей.

- Джон, послушай меня…

Губы его дрожат.

- Ты… ты должен, - пытается продолжить Шерлок, но голос срывается, из груди рвется серия судорожных выдохов.

Он кривится, дыхание становится все чаще, а затем – неизбежно, неумолимо – приходят слезы. Не одна и не две – по щекам струится, капает с подбородка на расстегнутый ворот рубашки непрерывный поток. Шерлок наклоняется вперед, почти коснувшись лбом руки Джона.

- Пожалуйста, - порывисто шепчет он, – Господи, пожалуйста, пусть он выживет.

А затем голос отказывает совсем, Шерлок кладет руку на кровать рядом с рукой Джона и прячет лицо в сгибе локтя. Плечи его дрожат, дыхание вырывается судорожными всхлипами. Он не слышит ни поворота дверной ручки, ни легкого скрипа петель, когда Майкрофт открывает дверь палаты.

- Шерлок, - тихий оклик, и он выпрямляется, поворачивается на стуле. Искаженное отчаянием лицо залито слезами. Тихий звук безысходности, едва слышимое «О!», срывается с губ старшего Холмса, и он шагает по направлению к брату. Как только он оказывается рядом, Шерлок наклоняется вперед, обхватывает его обеими руками и прячет лицо у него на животе, сотрясаясь в рыданиях.

- Шерлок, - повторяет Майкрофт и гладит рукой непослушные, короткие завитки его волос. – Мне жаль, мне так жаль…

- Ты чувствуешь то же самое? – требовательно спрашивает Шерлок, совершенно не контролируя собственный голос. – К Томасу и к мальчикам?**

- К своему брату, - тихо бормочет Майкрофт в ответ.

Шерлок отстраняется, прижимает ко рту руку в попытке подавить всхлипы и неровные вздохи.

- Как же ты с этим живешь? Как можешь выдержать эти чувства? – спрашивает он, спустя мгновение.

Майкрофт слегка нагибается, качает головой, и Шерлок сдается, тянется ему навстречу, снова прижимается щекой к животу и со вздохом закрывает глаза.

7 августа

Тоунтон*** в трауре. На дверях и воротах многих домов, начиная с самых окраин, – банты из черных и темно-зеленых лент. Ближе к центру города такие же банты появляются и на фонарных столбах, концы лент треплет легкий ветер. На кованой ограде церкви Святого Иакова, к которой прикреплены открытки и небольшие связки веток лавра, тоже трепещут банты. На земле, рядом, лежат груды цветов и венки. У ограды - толпа. Кто-то смотрит на уже оставленные знаки памяти, кто-то добавляет свои. В церковном дворике между пришедшими на церемонию перемещаются морские пехотинцы в парадной форме с черными повязками на рукавах. Показывают, где можно отдать дань памяти, и провожают внутрь.