Две королевы

Когда Киллигрю привез Марии осуждающее письмо от Елизаветы, Морей и лорды пригласили его на ужин и заверили, что предпримут все усилия, чтобы арестовать виновных. Мария сама обещала Киллигрю, что личность убийц будет раскрыта. Но как она могла выполнить свое обещание, когда те самые лорды, которые ужинали с Киллигрю, были главными заговорщиками? Они держались вместе и уже скрыли свидетельские показания женщин из домов поблизости от Воровского переулка.

Морей оказался самым дальновидным из всей компании: он предпочел добровольно отправиться в ссылку, пока шум не утихнет, что только усилило подозрения Марии. Она понимала, что убийство Дарнли — это не конец, а начало гибельной спирали, в которой неразрывно сплетутся жестокость и месть.

Босуэлл, заносчивый и прямолинейный, видел все в ином свете. У него была «своя мишень, и он в нее стрелял». Он планировал занять место Дарнли, в том числе в постели Марии. Это навлечет на него гнев лордов, недовольных его желанием возвыситься над ними. Его сделают козлом отпущения, взвалив на него вину за убийство Дарнли, но до этого драматического поворота событий оставалось еще несколько месяцев. А пока договор между Мортоном и Босуэллом (как заметил Дрери) строго соблюдался — достаточно долго, чтобы изолированная и растерянная Мария сама наделала ошибок.

Решающую роль тут сыграла психология Марии. Она выросла в роскоши и безмятежности двора Генриха II и никогда не чувствовала себя в полной безопасности после того, как покинула Францию. Раздоры между лордами никогда не прекращались и достигали таких масштабов, которые она просто не могла представить. Политика была клановой, основанной на организованной мести и родовой вражде. Конечно, Мария была помазанной королевой, но шотландская монархия не имела в своем распоряжении таких финансовых ресурсов и централизованных институтов, как французская.

Кроме того, в последнее время Марии пришлось перенести ряд тяжелых испытаний. Ее публично оскорбил Нокс, сравнивший ее с Нероном, худшим из римских тиранов, а когда она явилась к нему, потребовав объяснений, то была вынуждена отступить. Она обнаружила у себя под кроватью Шателяра, вооруженного мечом и кинжалом. Ее дядю Франсуа убили гугеноты. Ее личного секретаря грубо выволокли из ее покоев и убили в соседней комнате. Кер из Фодонсайда направлял на нее заряженный пистолет, а теперь, во время «порохового заговора», она оказалась буквально на волосок от смерти.

Мария видела связь между этими событиями. Ее беседы с Кастельно полутора годами раньше показали, что она рассматривала политику в идеологическом аспекте. Мария утверждала, что мятежные лорды стремятся свергнуть и убить ее, чтобы установить «республику». Она уже давно была убеждена, что начало этой тенденции было положено отстранением от власти ее матери, и ужасные события в Кирк-о-Филд подтвердили ее правоту.

Оправляясь после первого шока, вызванного убийством, она сама определила свою судьбу. В отчаянной — как считала Мария — ситуации она сделала рискованную политическую ставку. Она хотела, чтобы Босуэлл защитил ее, обуздав фракции лордов. Браконьер должен был стать лесником. Она сделала такой выбор — верный или неверный — потому, что видела в Босуэлле сторонника монархии и единственного человека, который мог спасти ее от повторения судьбы Дарнли.

По мере того как Мария снова и снова обдумывала случившееся, ее приоритеты менялись: поиск убийц уступил место выяснению того, каким будет их следующий шаг, на этот раз направленный на нее и, возможно, на ее сына. Главным подозреваемым в организации взрыва в Кирк-о-Филд она всегда считала Морея, своего незаконнорожденного единокровного брата. Именно это заблуждение заставило ее принять трагическое, хотя и прагматичное решение защитить себя и своего сына; она верила, что в любом другом случае ее будут окружать предательство и обман.

Для такой точки зрения имелась еще одна причина. Приближался день, когда Марии исполнится двадцать пять лет, а в этот день по традиции правители Шотландии имели право аннулировать все милости и награды, которые опрометчиво раздали в юности. Предполагалось, что Мария укрепит свою власть, воспользовавшись этим правом против лордов, хотя убийство Дарнли значительно ограничило ее возможности. Теперь, когда династическое соглашение с Елизаветой, к которому она так стремилась, было сорвано, Мария решила вернуть себе власть, поддержав Босуэлла. Терять ей было нечего, а получить она могла все.

Подобная импульсивность была свойственна Марии. Когда она надела стальной шлем, вскочила на коня и отправилась в погоню за Мореем во время «загонного рейда», Кастельно отметил, что ее кредо — «все или ничего». Теперь она действовала точно так же, причем сознательно, а не в отчаянии и растерянности. Мария была игроком, и это стало ее самой рискованной ставкой.