Это был долгий жаркий день. Армии, примерно равные по силе, не решались атаковать друг друга. После трех часов стояния дю Крок, который следовал за армией конфедерации на некотором расстоянии, предложил себя в качестве посредника в переговорах. Через переводчика он просил лордов конфедерации избежать кровопролития, убеждая, что преследование Босуэлла — это одно, а военное противостояние с помазанной королевой — совсем другое. Лорды выслушали его и ответили, что есть всего два способа избежать сражения. Первый — Мария навсегда расстанется с Босуэллом. Второй — Босуэлл выйдет на поединок.
Дю Крок колебался. Такие условия больше напоминали ультиматум. Он попытался уговорить лордов, которые постепенно теряли терпение. Они заявили, что скорее живыми лягут в могилу, чем откажутся от мести за смерть Дарнли. Начались упражнения в риторике. Особое искусство проявил Мортон, заявив, что «они подняли оружие не против королевы, а против убийц покойного короля, и если Ее Величество либо выдаст [Босуэлла] для справедливого наказания, либо удалит его от себя, то они продолжат верно служить ей».
По настоянию Мейтланда посол пересек отрытую местность между двумя армиями и поднялся на холм. Его провели прямо к Марии, которая — по-прежнему в чужом платье — сидела на камне и разговаривала с Марией Сетон. Дю Крок поцеловал ей руку и передал предложение лордов. Мария слушала, и глаза ее горели яростью. Она знала, чего можно ждать от лордов. «С их стороны очень дурно, — сказала королева, — нарушать подписанное ими же соглашение, после того, как они сами выдали меня за него, а его признали невиновным в деянии, в котором теперь обвиняют». Мария предложила лордам сдаться. Пусть сложат оружие, и она проявит милосердие. «Если они попросят о прощении, я с радостью дарую им его и приму их с распростертыми объятиями».
В этот момент появился Босуэлл. Дю Крок приветствовал его, но отказался пожать руку. Босуэлл говорил громко, так что его слышали все, кто находился поблизости. Он заявил, что знает, что сказали лорды. Дю Крок так же громко ответил, что лорды заверили его в верности Марии. Затем, понизив голос, прибавил, что они считают себя смертельными врагами Босуэлла.
«Разве они не подписали договор, о котором известно всем? — крикнул Босуэлл. — Я никогда не желал им зла и старался угодить им, а они так говорят обо мне лишь из зависти к моему высокому положению». Затем он произнес слова, которые могли бы стать его эпитафией: «Удача благосклонна к тем, кто способен использовать ее, а среди них нет ни одного, кто не хотел бы оказаться на моем месте».
Переговоры зашли в тупик. Затем Босуэлл предложил дю Кроку вернуться к лордам и передать, что он принимает их вызов, хоть и является мужем королевы. Он готов сразиться в поединке с любым, кто равен ему по знатности. «Мое дело правое, — сказал он, — и я абсолютно уверен, что Господь на моей стороне».
Тут вмешалась Мария. Сдерживая слезы, она заявила, что конфликт касается только ее. Дю Крок, который быстро терял почву под ногами, также отверг идею поединка. Он ненавидел Босуэлла и был бы рад его смерти, но ему было предписано усилить французское влияние в Шотландии, а не доводить дело до свержения монархии. «В таком случае, — заключил Босуэлл, — разговаривать больше не о чем». Затем пошутил, приведя пример несчастного посла, который тщетно пытался помирить Сципиона и Ганнибала перед битвой при Заме. Дю Крок ничего не смог добиться и ушел. Зато вскоре был вознагражден «величайшим зрелищем, которое ему когда-либо приходилось видеть».
Дю Крок вернулся к лордам и сообщил о желании Марии, чтобы они попросили прощения. Лорды пришли в ярость. Граф Гленкерн с возмущением воскликнул: «Мы пришли сюда не для того, чтобы просить прощения за нанесенные обиды, а чтобы простить тех, кто обидел нас». Его ответ свидетельствовал об абсолютной невозможности компромисса. Дю Крок вернулся в Эдинбург.
Армии продолжали стоять в бездействии. День был жарким, и это сыграло на руку лордам. Королевская армия на вершине холма была ограничена в маневрах, тогда как лорды могли менять позиции, перемещаясь в тень и следя за тем, чтобы солнце не светило им в глаза. У них имелись запасы напитков, вероятно «легкого эля» или слабого пива, кроме того, поблизости протекала река.
На вершине Карберри-Хилла становилось все жарче. Разведчиков Босуэлла, отправившихся за водой к ближайшему источнику, захватили в плен. Около полудня королевской армии доставили несколько бочонков вина из Сетона. Солдаты принялись жадно пить, но алкоголь лишь усиливал жажду. Многие не вернулись в строй и дезертировали. Настроение армии изменилось. По мере того как ее ряды таяли, боевой дух ослабевал. Оставшиеся начали жаловаться, что это личный конфликт. Если лорды хотят поединка с Босуэллом, нет никаких причин для него не соглашаться на это. Почему они должны без необходимости рисковать своими жизнями ради него?