Двенадцать ночей

Дойдя до конца песни, она какое-то время стояла молча; и в этой тишине ей внезапно стал внятен другой звук, не из песни и не имеющий к ней отношения. Она открыла глаза. Это был шепчущий шорох шеста в воде метрах в двадцати, а то и меньше, от места, где она стояла на берегу. Возведя в полумраке взгляд вдоль шеста от поверхности озера, она вдруг ощутила, как мышцы вокруг позвоночника собираются в плотный, вздымающийся от поясницы комок, похожий на кулачок цветка: на воде перед ней была плоскодонная лодка, а в лодке стоял высокий, худой, бородатый старый дух, в правой руке шест, в левой большая коричневая книга. Борода отчасти седая, отчасти темно-русая, длинные волосы спускались прядями до самых плеч. Как и на прочих духах, на нем был серо-черный балахон с капюшоном, низко свисавшим на плечи и спину, спереди под открытым воротом виднелась белая рубаха. Он был босой, заметила Кэй. Некоторое время он ничего не делал – просто смотрел на нее, но не пристально, так, словно она была деревом, а он, лежа рядом в траве, глядел в вышину сквозь ее дрожащие листья.

А потом, внезапно, он заговорил – голос его был очень чист и при этом необычайно тих, Кэй даже странно было, что она слышит, тем более – что понимает.

– Итак, ты здесь – наконец-то. – Он долго молчал, все еще выхватывая лоскуты весенней небесной голубизны из ее рассыпной, волнуемой ветром листвы. – Я еще не родился, а эту песню уже пели в моем роду тысячу лет или больше. Ее передавали из поколения в поколение, старшие учили младших. Моя мать пела ее мне, когда кормила меня грудью, я впитал ее с молоком. Когда я мальчиком бегал босиком по плодородным полям Ассирии, я воображал, что если научусь бегать с быстротой ветра, то, может быть, увижу Невесту; что если научусь гореть так же жарко, как огонь, то она придет ко мне; что если научусь стучать по крышам, как осенний дождь, то она убаюкает меня в своих объятиях. Больше всего на свете я хотел стать рассказчиком, певцом историй. Что ж. Тридцать лет понадобилось, чтобы я смог спеть эту песню: возраст мужчины. Возраст мужчины, чтобы стать мужчиной; возраст мужчины, чтобы узнать, что я должен сидеть неподвижно – и тогда приду в движение; должен закрыть глаза – и тогда увижу; должен отказаться от себя – и тогда пойму, кто я есть. И вот сейчас – в этот детский век, в эту эпоху взрослых детей, утративших самое старое из искусств, не способных просто посидеть, не способных закрыть глаза, не способных даже на секунду поступиться своим драгоценным «я», – в такую-то эпоху ребенок поет мне эту песню.

Он снова стал смотреть на нее. Чуть раньше Кэй почесала нос, но теперь, неплотно сплетя перед собой пальцы согнутых рук, стояла смирно.

– Назови мне свое имя, – тихо промолвил он.

– Кэтрин, – сказала Кэй. – Меня зовут Кэтрин Д’Ос-Тойна.

Старик широко улыбнулся, явив взгляду тысячу морщин – на худых щеках, над глазами, между ртом и подбородком.

– Да. Кэтрин, – отозвался он. Он налег на шест, и лодка медленно двинулась к берегу – туда, где стояла Кэй. – А я Фантастес, последний из фантазеров, – сказал он, когда тупой нос длинной плоскодонки зашуршал по каменистой земле у ног Кэй. – Или почти последний.

Часть вторая

Уто́к

9

Интеграция

Ведя плоскодонку по подземному озеру, Фантастес направил ее к расселине в скале, где с большой высоты беспрерывным каскадом струилась вода. Это был чистый, прозрачный поток, отведенный, сказал старый дух, от резервуара. Кэй ополоснула волосы, умыла руки и лицо, после чего Фантастес повел лодку через озеро в сторону дальнего берега.

Взбодрившись, слегка подрагивая, Кэй зорко огляделась и увидела островок – такой маленький, подумалось ей, что на нем и пять человек не уместятся. Посреди него массивно возвышалось, вскидывая к потолку безжизненные обломки веток, то, что некогда было огромным деревом.

– Что это такое? – спросила она. – Как оно сюда попало?

Фантастес, мягко отталкиваясь шестом, продвигал лодку к островку.

– Когда это дерево тут появилось, когда оно было юным саженцем, оно стояло посреди низменной лагуны: каналы, отведенные от Нила, затопили пресной водой обширный заболоченный участок. За тысячелетия ил, который постоянно тут накапливался, окружил это место, а потом и похоронил под собой. Но задолго до того был возведен колоссальный купол, которого… – тут он, опираясь на длинный шест, поднял лицо кверху и обвел широким жестом все подземелье, – ты не видишь. Один из грандиознейших и красивейших храмов на земле, наивысшее архитектурное достижение великого общества. Разумеется, никто не знает сейчас, что он здесь, что тут скрыта такая старина. Один я знаю.

Кэй наклонила голову вбок.

– Как они могут не знать? Я спустилась сюда через канализацию – по желобу из туннеля. Кто-то ведь проложил это русло.

Лодка прикоснулась к берегу островка совершенно беззвучно. Фантастес протянул руку, помогая Кэй выйти на берег. В их тихих движениях было что-то благоговейное.