Движущиеся картинки

Он закопался в непредставимые глубины своего кресла и извлек на свет засаленный черный мешочек. В нем что-то звенело.

– Там у входа юная дама продавала специальную еду для движущихся картинок, – сообщил он.

– Ты хочешь сказать, что все это время у тебя были деньги? – поразился декан. – И ты не признался?

– А вы меня не спросили, – парировал Сдумс.

Волшебники пожирали мешочек голодными глазами.

– Там есть хлопнутые зерна с маслом, и сосиски в тесте, и такие шоколадные штуки с другими штуками сверху, – сказал Сдумс. Потом хитро улыбнулся, показав беззубые десны, и великодушно добавил: – Себе тоже можете купить.

Декан перечислял свои покупки.

– Ну что, – сказал он, – получается шесть патрицианских порций хлопнутых зерен с дополнительным маслом, восемь сосисок в тесте, большой стакан шипучки и пакетик изюма в шоколаде.

Он отдал деньги продавщице.

– Все так, – подтвердил заведующий кафедрой, собирая еду. – Э‑э. Как думаешь, может, нам и для остальных что-нибудь купить?

В картиночной будке изрыгал проклятия Безам, сражаясь со здоровенной бобиной «Сдутых шквалом», которая никак не хотела влезать в световой ящик.

А в нескольких футах от него, в специально огороженной части балкона, патриций Анк-Морпорка, лорд Витинари, тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

Юная пара – он вынужден был это признать – оказалась довольно приятной. Вот только он никак не мог сообразить, почему сидит рядом с ними и что в них такого важного.

Он привык иметь дело с важными людьми – или, по крайней мере, с людьми, которые мнили себя важными. Волшебники становились важными посредством великих магических деяний. Воры становились важными благодаря отчаянному грабежу, и торговцы – хоть методы у них и были немножко другие – тоже. Воители становились важными потому, что побеждали в битвах и оставались в живых. Убийцы становились важными, умело обеспечивая жертвам раннее погребение. Дорог к славе было много, но все они были понятными, их можно было разглядеть. Они были в какой-то степени логичны.

А вот эти двое попросту принимали интересные позы перед этой новомодной машинерией для производства движущихся картинок. Самый захудалый актер городского театра был по сравнению с ними многогранным мастером лицедейства, однако никому и в голову не приходило выстраиваться на улицах и выкрикивать его имя.

До этого патриций клики не посещал. Насколько ему было известно, Виктора Мараскино прославил жгучий взгляд, от которого дамы средних лет, которым стоило бы уже остепениться, лишались чувств в креслах, а специальностью госпожи де Грех было томно себя вести, отвешивать пощечины и потрясающе выглядеть, раскинувшись среди шелковых подушек.

В то время как он, патриций Анк-Морпорка, правил этим городом, оберегал этот город, любил этот город, ненавидел этот город и всю жизнь положил на службу этому городу…

И тем не менее, пока простой народ занимал сиденья, острый слух лорда Витинари выцепил беседу двоих людей:

– А это кто там, наверху, сидит?

– Это же Виктор Мараскино и Делорес де Грех! Ты что, вообще ничего не знаешь?

– Да нет, я про высокого мужика в черном.

– А, этого я не знаю. Какая-то шишка, наверное.

Да, это было весьма любопытно. Можно было стать знаменитым просто потому, что ты, ну, знаменит. Патрицию пришло в голову, что это явление крайне опасное и, возможно даже, однажды ему придется кого-нибудь из-за этого убить, пусть и с величайшим нежеланием[25]. Но пока что на него падал отсвет славы поистине знаменитых людей, и, к собственному удивлению, лорд Витинари этим наслаждался. К тому же он сидел рядом с госпожой де Грех, и зависть прочих зрителей была настолько очевидна, что патриций практически ощущал ее вкус – чего нельзя было сказать о тех сухих белых воздушных штуковинах в пакетике, которыми ему предложили полакомиться.

По другую руку от него разъяснял принцип работы движущихся картинок этот чудовищный Достабль, весьма ошибочно полагавший, что патриций его слу-шает.

Неожиданно грянули аплодисменты.

Патриций склонился к Достаблю.

– А почему гасят лампы? – поинтересовался он.

– А‑а, сэр, – ответил Достабль, – это для того, чтобы лучше было видно картинки.

– Неужели? Логично было бы предположить, что от этого картинки станут видны хуже.

– С движущимися

картинками все наоборот, – объяснил Достабль.

– Как интересно.

Патриций наклонился в другую сторону, к Джинджер и Виктору. К его легкому изумлению, они были крайне напряжены. Он заметил это, как только они вошли в «Одиоз». Юноша разглядывал нелепые украшения так, словно они внушали ему ужас, а когда девушка вошла в зал, лорд Витинари услышал, как она ахнула.

Они выглядели чем-то пораженными.

– Полагаю, все это для вас совершенно привычно, – сказал патриций.

– Нет, – признался Виктор. – Не слишком. Мы никогда раньше не были в настоящем картиночном зале.

– За исключением одного раза, – мрачно добавила Джинджер.

– Да. За исключением одного раза.

– Но вы же, а‑а, делаете движущиеся картинки, – благожелательно проговорил патриций.