— Прежде, дайфу,
вы приходили по приглашению да-жэня, и для него было удовольствием видеть вас. Позвольте напомнить, что я тоже являюсь чиновником ямэна. Я принял вашу петицию. Я поставлю обо всем в известность да-жэня, и он сам решит, отвечать вам или нет. Сегодня вам больше нечего здесь делать. Советую вам вернуться домой.Цзинь-лао рявкнул приказ. Часовые у ворот снова приняли угрожающие позы. Цзинь-лао вежливо поклонился доктору и шагнул за дверь, плотно прикрыв ее за собой. Один из стражников изогнул брови и с иронией поглядел на доктора.
— Смейся сколько хочешь. Никуда я не пойду, — пробормотал Аиртон, стряхивая со шляпы песок. Ты еще попляшешь. Ты еще попляшешь, когда мандарин все узнает.
Он ждал. И ждал. Закатное солнце позолотило крыши Шишаня. Из покрывавшего холм леса донесся голос кукушки. Ворота по-прежнему оставались закрыты. На закате к ямэну
подошла старуха, которая принесла в корзинке чайничек. Она разлила чай, и один из стражников, тот, что был постарше, протянул свою чашку доктору. Доктор посмотрел на обветренное лицо стражника, растянувшего губы в улыбке, обнажившей истертые зубы, и резко помотал головой. Стражник пожал плечами и, сунув руку за пазуху, извлек глиняную бутылку. Он открыл ее, поднес к горлышку нос, принюхался, всем видом изобразил восторг и, снова улыбнувшись, предложил ее доктору. Аиртон отвернулся, чувствуя, как у него горят уши. Доктор ожидал, что сейчас раздастся смех, но его так и не последовало. Стражник отхлебнул из бутылки, не забыв и про товарища, после чего снова убрал ее за пазуху. Доктор продолжал стоять у ямэна. Подул холодный ветер. Стражники зажгли фонари и повесили их над воротами. Аиртон одернул жилет. Стражник подышал на руки, показал пальцем на луну, заливавшую округу серебристым светом, деланно зевнул, сделал вид, что склоняет голову на подушку, и вопросительно посмотрел на доктора. В отчаянии Аиртон уставился на закрытые ворота. Стражник сокрушенно покачал головой. Секунду спустя Аиртон кивнул раз, другой, потом повернулся и медленно двинулся вниз по склону холма.Спустя три недели, сидя на лесной прогалине у костра, он снова пережил тот жгучий стыд, переполнявший его по дороге домой. Казалось, над ним насмехались все, кто попадался ему по дороге. Мимо прошла стайка хихикающих девушек, и доктор ускорил шаг. На улице кто-то вылил прямо ему под ноги ведро помоев. Низко склонив голову, доктор быстро прошел по бурлящей жизнью центральной улице. Ему мерещилось, что из каждого переулка доносится смех.
Он старался не вспоминать возвращение в госпиталь, упреки, с которыми обрушилась на него Нелли, слезы монахинь и душераздирающий вид детей — разбитое лицо Джорджа и замершую в молчании Дженни. Аиртон почувствовал бессилие. В полном ужаса взгляде дочери читался укор. Он просидел с ней всю ночь, пока она не забылась тревожным сном, крепко сжимал ее в объятиях, когда она в горячке кричала от снящихся ей кошмаров. Дженни успокоилась только под утро. Проснувшись, она наконец узнала отца и горько заплакала у него на руках:
— Папа, обещай, ты больше никогда не пустишь к нам боксеров. Обещай мне! Обещай! — умоляла она его, и он обещал ей все, что она просила, снова и снова повторяя, что боксеры больше никогда не придут. Наконец она задремала. На этот раз она спала спокойно.
С наступлением утра после освежающей чашечки чая доктор несколько успокоился и пришел к выводу, что мандарин вовсе не собирался его оскорблять. Надо полагать, мстительный Цзинь Лао так ничего и не рассказал своему господину. Поэтому Аиртон решил написать письмо прямо мандарину. Письмо — совсем другое дело, вряд ли Цзинь-лао осмелится его утаить. Доктор скрепил конверт своей самой внушительной печатью и отдал письмо Чжану Эрхао с наказом отнести его в ямэн.
Аиртон также отправил в строительный лагерь записки герру Фишеру и Меннерсу с вопросом, не сталкивались ли они в последнее время с боксерами. Герр Фишер, сама забота, прибыл в госпиталь в тот же день. Достопочтенный Меннерс, по его словам, как обычно, отсутствовал, видимо, развлекаясь где-то в городе. Инженер заверил, что ни он, ни Чарли не слышали ни о каких волнениях. Быть может, дети столкнулись не с боксерами, а просто с вооруженными бродягами? Мужчины снова расспросили A-ли, который, нарушив приказ доктора, встал с постели и возился на кухне. По словам А-ли, который в лицах рассказал обо всем случившемся, у подножия холма произошла настоящая битва, однако убедительных доказательств того, что ему с детьми довелось столкнуться с членами отряда «Мира и справедливости», у него не было. Доктор с герром Фишером сошлись на мысли, что теперь надо ждать приказа мандарина об официальном расследовании, и, одновременно с этим, принять меры к обеспечению собственной безопасности. Они согласились ежедневно поддерживать друг с другом связь. Фишер поскакал обратно в лагерь, а доктор вернулся к своим обязанностям, ожидая приглашения мандарина. Приглашения в тот день так и не последовало.