От мандарина не было весточки ни на следующий день, ни через два дня. На третий день после происшествия утром в госпиталь прибыл один из лейтенантов майора Линя в сопровождении четырех солдат и слуг, несших паланкин. Лейтенант доставил приказ: доктор должен был немедленно явиться в
— Это ответ на мое письмо? — спросил Аиртон, раздвигая занавески паланкина. — Суд как-то связан с нападением на моих детей?
Офицер, скакавший на лошади позади паланкина, даже не посмотрел на доктора.
Когда они достигли
— Я что, арестован? — спросил доктор. — Куда мы идем?
Вместо того чтобы пересечь сад и направиться к покоям мандарина, лейтенант раскрыл перед ними маленькую дверцу, и доктор вместе с конвоем прошествовал в длинный, выложенный кирпичом коридор, уставленный скамейками. Коридор вел в маленький дворик, в котором Аиртон никогда раньше не был. Копейщики охраняли ворота. Дворик был битком наабит мужчинами и женщинами, которые сидели на корточках или же стояли, прислонившись к стенам. Собравшиеся принадлежали к самым разным сословиям — доктор заметил коричневые шелковые халаты купцов, синие хлопковые робы крестьян. Лица присутствующих были безучастны, люди были похожи на пассажиров, всю ночь проторчавших на станции в ожидании опаздывающего поезда. На доктора равнодушно посмотрели. В углу двора согнувшись стоял человек, забитый в колодки. В другом углу со столба свисали три железные клетки. С ужасом доктор заметил, что из клеток торчат руки и ноги. Несчастные были заперты в клетках в таком положении, что не могли ни встать, ни лечь, ни сесть. В тени у стены слева были свалены кандалы и цепи.
— Ждем здесь, — коротко бросил лейтенант.
— Где мы? — чтобы голос звучал спокойно, доктору потребовалось собрать в кулак всю свою волю. — Вы привели меня в тюрьму?
— Я вам уже сказал, это суд. Наберитесь терпения, доктор. Ваше дело скоро рассмотрят.
— Мое дело? — вздохнул доктор, но лейтенант уже не спеша направился к чиновнику в черных очках, сидевшему у ворот с пером и пергаментом. Аиртон с беспокойством наблюдал, как они разговаривают. Неожиданно он почувствовал, как кто-то дергает его за штанину. Глянув вниз, он увидел выпученные глаза и разинутый рот нищего. Один из солдат резко опустил приклад ружья, и попрошайка пополз прочь. Справа раздался резкий визгливый смех. Молодой, крепко сложенный мужчина, прикованный руками и ногами к столбу, весело подмигивал доктору. Аиртон отвернулся.
— Я требую объяснений. Что происходит? — тихо сказал он вернувшемуся лейтенанту. — Лю
Лейтенант проигнорировал вопрос и жестом пригласил доктора следовать за ним:
— Сейчас начнется слушание вашего дела. Идемте.
— Какого дела? Меня что, судят? В чем меня обвиняют? Что за ерунда? Я иноземец. Китайский суд не имеет права меня судить!
— Идемте, доктор, вы лишь напрасно теряете время, — произнес лейтенант.
Ворота открылись, и доктор оказался в зале, озаренном тусклым светом горящих свечей. Аиртону потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к царившему в помещении полумраку. В самом конце зала на возвышении стоял стол, покрытый красной скатертью, за которым в богатом синем халате сидел мандарин. За его спиной стоял слуга, держа над своим господином желтый чиновничий зонтик. По правую руку от мандарина, тоже под зонтиком и тоже в синем халате, сидел молодой человек, голову которого украшала шапочка с зеленой пуговицей и павлиньим пером. Мандарин с бесстрастным выражением лица держал корпус прямо. Развалившийся в кресле молодой человек обводил залу ленивым взглядом влажных карих глаз, то и дело зевая и прикрывая веером рот.
Доктор озадаченно попытался вспомнить все, что он знал о китайском этикете. Мандарин был в Шишане чиновником высшего ранга. Кто же тогда этот красавец, чье поведение указывало на то, что он как минимум ровня мандарину?
Чуть ниже сидели писцы и чиновники. Без всякого удивления доктор узнал среди них Цзинь-лао, погруженного в чтение какого-то свитка.