Дым

Листы с планами канализации спрятаны между матрасом и основанием кровати. Томас разворачивает их, кладет один рядом с другим, достает из кармана чертежную бумагу — достаточно тонкую, чтобы разглядеть через нее черные линии планов. На копирование чертежа ушло бы несколько часов. Но ему не нужны все подробности. Томас отыскивает линию, обозначающую реку, и, двигаясь от нее, сначала копирует со схемы «Эштон» главные магистрали, потом обводит ответвления, отмеченные только на схеме «Ашенштед». Так он и работает, переходя от одного чертежа к другому, быстро, уверенно, вполуха прислушиваясь к разговору на кухне. Наконец, удовлетворенный своей копией, он возвращает планы на место и оглядывается на Ливию. Та сигнализирует ему, что пора уходить. Однако Томас еще не закончил. Кое-что привлекает его взгляд — ящичек, довольно объемный, но придвинутый к углу основания кровати так, чтобы сливаться с дубовой ножкой. Томас ложится на живот и представляет, как леди Нэйлор делает то же самое. Он тянет к себе ящик, который оказывается увесистым; по углам на лакированное дерево наложен металл. Замки не заперты. Внутри ящика — сосуд, вставленный в обтянутое атласом углубление, которое точно соответствует его форме. Томас вытаскивает сосуд, отмечая, что весит он немало. Что-то вроде приземистой бутыли с коротким горлышком, из темного стекла, объемом примерно в полгаллона. Пробка тщательно утоплена в горло, но к ней прикреплено латунное кольцо. Стекло необычайно толстое. Томас поднимает сосуд, чувствуя, как внутри колышется зловещая жидкость. Ливия машет ему, но он не хочет спешить, оглядывается вокруг и находит чашку, которую леди Нэйлор принесла из кухни, с пятном высохшего чая на дне. Чтобы налить туда жидкость из бутыли, приходится держать сосуд обеими руками. Жидкость вытекает неохотно, потом внезапно выстреливает густо-черной струей. Томас держит сосуд подальше от себя, наблюдая за тем, как жидкость прилипает к стенкам чашки, как дрожь его рук отражается на тягучем скольжении расплавленного свинца.

После этого он действует быстро: на секунду отставляет чашку, помещает сосуд обратно в атласную, предназначенную для него ямку, а ящик — обратно под кровать. Ровно в этот момент беседа на кухне стихает. Ливия глазами посылает ему предупреждение и вновь переводит взгляд на Чарли.

Томас застывает в ожидании. В его руке — жидкий экстракт всей тьмы мира.

Леди Нэйлор упирается в стол ладонями, готовясь встать. Этого допустить нельзя. И поэтому Чарли удерживает ее — с помощью слов, разумеется, некоего откровения, к которому он подбирался на протяжении всей беседы. Ливия догадывается об этом по его пылающим ушам.

Такая искренность может подействовать и на ее мать.

— Самое трудное для меня, — говорит Чарли (голос на октаву выше, как и положено мальчику, открывающему душу), — самое трудное — это находить компромиссное решение. Сидеть посередине, не склоняясь ни в одну, ни в другую сторону, не доводить дел до конца. Быть здравым. Скучным.

Мать Ливии насмешливо улыбается, но тем не менее снова устраивается на стуле.

— Возможно, вы трус, мистер Купер?

Ливия с болью наблюдает за тем, как вспыхивает Чарли, глотает дым. Он говорит сейчас с ней — с Ливией, только с ней. Говорит тихо и прямо:

— Может, я и вправду трус.

— О, Чарли! Кажется, я рассердила вас.

— Вот почему так трудно стоять посередине. Кто-нибудь обязательно укажет на тебя пальцем и станет издеваться.

Ее мать пожимает плечами, словно в знак согласия, потом упирает подбородок в ладони.

— Вопрос заключается вот в чем, мистер Купер. Ваш компромисс не что иное, как статус-кво. Вы просто сидите на месте и ведете себя прилично. Действуя так, вы не измените этот мир. Но опять же, ваших родителей это вполне устроило бы.

— В каком смысле?

— Не надо разыгрывать дурачка, мистер Купер. Ваша семья — одна из известнейших в Англии, вы согласны? Благодаря древности и знатности рода. Но также и благодаря своему богатству. Конечно, большая часть вашего состояния имеет не столь давнее происхождение: она приобретена в течение последних двух поколений, не раньше. Но богатство подобно старой деве: справляться о его возрасте невежливо. Правда состоит в том, что состояние вашей семьи выросло вдесятеро за три десятка лет, а вместе с состоянием укреплялось ее влияние и положение. Хочется спросить: каким образом?

Лицо Чарли разом белеет.

— То же самое говорил мне Ренфрю, — помертвевшими губами шепчет он. — «Спросите себя, откуда берутся все деньги».

— Ну и как, мистер Купер, вы спросили?

Он колеблется:

— Не знаю.

— Тогда рискните и сделайте предположение.

И вновь он молчит. Потом, поднимая глаза, преданный правде, ощущая, как земля уходит у него из-под ног, произносит:

— Леденцы.