Дженни Герхардт

"If I can only get there," she kept saying to herself; and then, with that frantic unreason which is the chief characteristic of the instinct-driven mother: "I might have known that God would punish me for my unnatural conduct.	"Только бы успеть! - твердила она про себя и, в порыве горя теряя, как все матери, способность рассуждать, упрекала себя; - Я должна была знать, что бог покарает меня за мой грех.
I might have known-I might have known."	Я должна была, должна была знать..."
When she reached the gate she fairly sped up the little walk and into the house, where Vesta was lying pale, quiet, and weak, but considerably better.	Она распахнула знакомую калитку, бегом бросилась по дорожке к дому и ворвалась в комнату, где лежала Веста - бледная, тихая, ослабевшая; однако ей было уже гораздо лучше.
Several Swedish neighbors and a middle-aged physician were in attendance, all of whom looked at her curiously as she dropped beside the child's bed and spoke to her.	Тут же были какие-то соседки и немолодой врач; все они с любопытством посмотрели на Дженни, которая упала на колени у изголовья постели и стала что-то говорить девочке.
Jennie's mind had been made up.	И вот Дженни приняла окончательное решение.
She had sinned, and sinned grievously, against her daughter, but now she would make amends so far as possible.	Она виновата перед своей дочкой, тяжело виновата, но теперь она постарается искупить свою вину.
Lester was very dear to her, but she would no longer attempt to deceive him in anything, even if he left her-she felt an agonized stab, a pain at the thought-she must still do the one right thing.	Лестер ей очень дорог, но она больше не станет его обманывать, и пусть даже он бросит ее (при этой мысли сердце Дженни больно сжалось), она все-таки поступит, как надо.
Vesta must not be an outcast any longer.	Веста больше не должна быть отверженной.
Her mother must give her a home.	Ее место с матерью.
Where Jennie was, there must Vesta be.	Дом Дженни должен быть домом Весты.
Sitting by the bedside in this humble Swedish cottage, Jennie realized the fruitlessness of her deception, the trouble and pain it had created in her home, the months of suffering it had given her with Lester, the agony it had heaped upon her this night-and to what end?	Сидя у постели девочки в скромном домике старой шведки, Дженни поняла, как бесплодна была ее ложь: сколько тревоги и мук было из-за этого в доме родителей, как она страдала и боялась все время, пока жила с Лестером, какую пытку перенесла сегодня вечером, а для чего?
The truth had been discovered anyhow.	Все равно правда вышла наружу.
She sat there and meditated, not knowing what next was to happen, while Vesta quieted down, and then went soundly to sleep.	Дженни сидела, погруженная в невеселые думы, гадая, что ее ждет, а тем временем Веста постепенно затихла и уснула крепким, здоровым сном.
Lester, after recovering from the first heavy import of this discovery, asked himself some perfectly natural questions. "Who was the father of the child? How old was it?	Когда Лестер немного опомнился после ошеломляющего открытия, ему пришли на ум вполне естественные вопросы; сколько лет девочке? Кто ее отец?
How did it chance to be in Chicago, and who was taking care of it?"	Как ребенок оказался в Чикаго и кто о нем заботится?
He could ask, but he could not answer; he knew absolutely nothing.	Лестер мог только задавать себе эти вопросы, но не находил ответа; ведь он ничего не знал.
Curiously, now, as he thought, his first meeting with Jennie at Mrs. Bracebridge's came back to him.	Странное дело, среди этих мыслей ему вдруг припомнилась первая встреча с Дженни в доме миссис Брейсбридж.