Дженни Герхардт

George wrote that he could not think of coming to Chicago unless his father was very ill indeed, but that he would like to be informed from time to time how he was getting along.	Джордж написал, что ему нечего и думать выбраться в Чикаго, разве что отцу станет совсем плохо, я просил держать его в курсе дел.
William, as he told Jennie some time afterward, did not get her letter.	Уильям, как Дженни узнала позднее, не получил ее письма.
The progress of the old German's malady toward final dissolution preyed greatly on Jennie's mind; for, in spite of the fact that they had been so far apart in times past, they had now grown very close together.	Дженни тяжело переживала медленное умирание отца; в прошлом они были далеки друг от друга, но последние годы очень сблизили их.
Gerhardt had come to realize clearly that his outcast daughter was goodness itself-at least, so far as he was concerned.	Г ерхардт понял наконец, что отвергнутая им дочь - сама доброта, особенно в своем отношении к нему.
She never quarreled with him, never crossed him in any way.	Она никогда не ссорилась с ним, ни в чем ему не перечила.
Now that he was sick, she was in and out of his room a dozen times in an evening or an afternoon, seeing whether he was "all right," asking how he liked his breakfast, or his lunch, or his dinner.	Во время его болезни она по многу раз в день заходила к нему, спрашивала, не нужно ли ему чего, понравился ли ему обед или завтрак.
As he grew weaker she would sit by him and read, or do her sewing in his room.	Когда он ослабел еще больше, она стала подолгу просиживать у него в комнате с книгой или с шитьем.
One day when she was straightening his pillow he took her hand and kissed it.	Однажды, когда она поправляла ему подушку, он взял ее руку и поцеловал.
He was feeling very weak-and despondent. She looked up in astonishment, a lump in her throat. There were tears in his eyes.	Она удивленно подняла голову, и сердце у нее заныло. Вид у Герхардта был беспомощный и жалкий, в глазах стояли слезы.
"You're a good girl, Jennie," he said brokenly.	- Ты добрая девочка, Дженни, - сказал он прерывающимся голосом.
"You've been good to me.	- Ты хорошо со мной обошлась.
I've been hard and cross, but I'm an old man.	Я часто сержусь и ворчу, но ведь я старик.
You forgive me, don't you?"	Ты уж прости меня.
"Oh, papa, please don't," she pleaded, tears welling from her eyes.	- Ну что ты, папа! - взмолилась она, чуть не плача.
"You know I have nothing to forgive.	- Что мне прощать?
I'm the one who has been all wrong."	Это мне нужно просить у тебя прощения.
"No, no," he said; and she sank down on her knees beside him and cried.	- Нет, нет, - сказал он. Дженни опустилась на колени у его кровати и заплакала.
He put his thin, yellow hand on her hair.	Он погладил ее по голове высохшей желтой рукой.
"There, there," he said brokenly, "I understand a lot of things I didn't.	- Не плачь, - сказал он тихо, - я теперь многое понимаю.
We get wiser as we get older."	Век живи - век учись.