Дженни Герхардт

Gerhardt, true to his nature, took into consideration all the various arrangements contingent upon his death.	Верный себе, Герхардт обдумывал все, что нужно будет сделать после его смерти.
He wished to be buried in the little Lutheran cemetery, which was several miles farther out on the South Side, and he wanted the beloved minister of his church to officiate.	Он пожелал, чтобы его похоронили на маленьком лютеранском кладбище здесь же, на Южной стороне, и чтобы заупокойную службу служил полюбившийся ему пастор из той церкви, в которую он всегда ходил.
"I want everything plain," he said.	- Пусть все будет просто, - сказал он.
"Just my black suit and those Sunday shoes of mine, and that black string tie.	- Наденьте на меня черный костюм и мои воскресные штиблеты и галстук черный, шнурком.
I don't want anything else.	Больше мне ничего не надо.
I will be all right."	Так будет хорошо.
Jennie begged him not to talk of it, but he would.	Дженни просила его не говорить о таких вещах, но ему это доставляло удовольствие.
One day at four o'clock he had a sudden sinking spell, and at five he was dead.	Однажды, часа в четыре дня, им овладела страшная слабость.
Jennie held his hands, watching his labored breathing; once or twice he opened his eyes to smile at her.	Дженни держала руки отца, следя за его дыханием; раза два он открыл глаза и улыбнулся ей.
"I don't mind going," he said, in this final hour.	- Я не боюсь смерти, - сказал он.
"I've done what I could."	- Я сделал, что мог.
"Don't talk of dying, papa," she pleaded.	- Не нужно говорить о смерти, папа, - взмолилась Дженни.
"It's the end," he said.	- Все равно конец, - сказал он.
"You've been good to me.	- Ты была добра ко мне.
You're a good woman."	Ты хорошая женщина.
She heard no other words from his lips.	Это были его последние слова.
The finish which time thus put to this troubled life affected Jennie deeply.	К пяти часам его не стало. Спокойный и ясный конец этой тяжелой жизни глубоко потряс Дженни.
Strong in her kindly, emotional relationships, Gerhardt had appealed to her not only as her father, but as a friend and counselor.	В ее добром, отзывчивом сердце Г ерхардт жил не только как отец, но и как друг и советчик.
She saw him now in his true perspective, a hard-working, honest, sincere old German, who had done his best to raise a troublesome family and lead an honest life.	Теперь он предстал перед ней в своем истинном виде - честный, трудолюбивый немец, все силы положивший на то, чтобы поднять семью и прожить безгрешную жизнь.
Truly she had been his one great burden, and she had never really dealt truthfully with him to the end.	Дженни была самым тяжким его бременем, но он так до конца и не узнал всей правды о ней.
She wondered now if where he was he could see that she had lied.	Она думала о том, где-то он теперь, знает ли, что она ему солгала.