Но и вне работы Эльдар Александрович постоянно сближался с новыми людьми — хотя они, как правило, тоже были личностями творческими и известными. Скажем, лишь на рубеже веков Рязанов сдружился с актрисой Кларой Лучко. В предисловии к книге воспоминаний Клары Степановны «Я — счастливый человек», изданной в 2006 году, уже после смерти актрисы, Эльдар Александрович писал:
«Когда мы учились во ВГИКе — Клара на актерском факультете у Сергея Герасимова, а я на режиссерском у Григория Козинцева, — мы были мало знакомы. Знакомы издали. Здоровались, и только.
И это понятно, ведь курс Клары был на год старше нашего, да и по возрасту Клара была старше меня на два с лишним года. В те лета это было немало. Но главное — она была немыслимая красавица: высокая, статная, яркая. О ней даже подумать было страшно. Во всяком случае, мне. Она казалась гордой, неприступной, недосягаемой. <…>
Так и шли наши с ней жизни на параллельных курсах, никогда не пересекаясь. Я хоть и стал со временем режиссером игрового кино, оставался лишь верным зрителем ослепительной Клары. Робость, возникшая еще в институтских стенах, оставалась преградой, которою я так ни разу и не смог преодолеть… Несколько лет назад мы с Эммой летели в Анапу на фестиваль „Киношок“. Летели на военном самолете, где было одно более-менее приличное помещение, куда и запихнули народных артистов СССР. Так судьба свела нас на два часа с Кларой Лучко.
Кончилось все это очень плохо, вернее, замечательно. Клара все твердила, как она боится летать. Пришлось выпить… Помню только, что при выходе из самолета я отплясывал на аэродроме канкан, пытаясь увлечь за собой партнершу по выпивке, а именно Клару. Но главная радость — во время нашего „собутыльничества“ мы открыли для себя друг друга. Мы так понравились друг другу, что стали на время фестиваля неразлучны. <…>
В нашем, увы, немолодом возрасте не так-то просто обзавестись новым другом — настоящим, верным, надежным. Клара стала для нас с Эммой таким человеком».
Настоящим, верным, надежным был в дружбе и сам Рязанов. Ближайшие приятели режиссера смело могли сказать о нем строками Григория Поженяна из так нравящейся Эльдару Александровичу «Песни о друге» на музыку Петрова: «Его не надо просить ни о чем, / С ним не страшна беда. / Друг мой — третье мое плечо — / Будет со мной всегда».
Глава пятая. «Картина не нравится даже самому режиссеру»
После притеснений, которым подвергся фильм «Зигзаг удачи», и запрета на экранизацию повести «Убийство в библиотеке» Рязанов решил, что нет смысла создавать кинокартины на современные темы и пришла пора еще раз взяться за что-то проверенное временем и априори безобидное с точки зрения цензуры. Правда, перед этим Рязанов и Брагинский за 12 дней написали пьесу «Однажды в новогоднюю ночь, или С легким паром!». Новоявленные драматурги стали таковыми исключительно ради денег, которые пьеса им действительно принесла, а то, что в ней было заложено ценное художественное зерно, сами авторы разглядели не сразу.
В общем, после двенадцатидневной, как поначалу казалось, «халтуры» тандем Брагинский-Рязанов отправил свое последнее детище в путешествие по советским театрам и временно перестал функционировать. Брагинский принялся писать сценарий для другого режиссера (вероятно, «Учитель пения», который в 1972 году будет поставлен на «Ленфильме» Наумом Бирманом), а Рязанов с головой ушел в разработку экранной адаптации знаменитой стихотворной героической комедии Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак».
Казалось, полностью повторяется история, случившаяся в самом начале десятилетия, когда после неудачи с «Человеком ниоткуда» Рязанов взялся экранизировать пьесу «Давным-давно».
Сходство усугублял тот факт, что, как и «Давным-давно», спектакль «Сирано де Бержерак» навек остался в памяти Рязанова как одно из ярчайших театральных впечатлений юности. То была постановка Николая Охлопкова в театре имени Вахтангова, заглавного героя играл Рубен Симонов, а его возлюбленную Роксану — Цецилия Мансурова.
Эльдар впервые побывал на этом представлении во время войны — возможно, в компании с Василием Катаняном, который в 1949 году сделал в дневнике такую ретроспективную запись: «Для моего поколения вахтанговский спектакль „Сирано де Бержерак“ Ростана был откровением — пьесу на моем веку не ставили и даже не печатали, хотя существовал прекрасный перевод Т. Щепкиной-Куперник. Мы, студенты, знали оттуда наизусть отрывки, а Рязанов с его феноменальной памятью — целые монологи».
Взявшись за экранизацию Ростана, Рязанов был уверен, что у выдающейся переводчицы Татьяны Щепкиной-Куперник нет и не может быть конкурентов, но для очистки совести все-таки заглянул в современный перевод этой пьесы Юрием Айхенвальдом. К своему изумлению, Рязанов вынужден был признать, что кое-какие места Айхенвальду удались лучше. Тогда он решил, что идеальным вариантом сценария будет контаминация обоих переводов, и подключил к этой работе автора последнего из них.