Что ж, часто злость действительно способствует творчеству, но это, пожалуй, не тот случай. Понятно, что Евтушенко был раздосадован закрытием картины, наверное, даже больше, чем сам Рязанов; все последующие попытки поэта сказать свое актерское и режиссерское слово в кинематографе, возможно, и объясняются желанием наверстать упущенное, пленить-таки того журавля в небе, который был уже почти что в руках. Но ничего значительного в кино с Евтушенко связано не было. Свою первую кинороль — Константина Циолковского — он в итоге сыграл в 1979 году в фильме Саввы Кулиша «Взлет», который в свое время не понравился почти никому, да и сегодня мало кто о нем вспоминает. Последующие кинематографические опыты Евтушенко были и того курьезнее.
А пьесу «Сирано де Бержерак» в 1989 году экранизировал в Ленинграде Наум Бирман. Несмотря на интересную работу Григория Гладия в заглавной роли, этот фильм тоже трудно назвать удачным. У Рязанова наверняка получилось бы лучше, даже и с Евтушенко.
После фиаско с Ростаном Рязанову не оставалось ничего другого, как вновь усесться за письменный стол вместе с Брагинским. К тому времени их пьеса «Ирония судьбы» оказалась востребована десятками театров — и действительно принесла авторам весомые дивиденды, как и планировалось. Тандем решил развить этот успех — и взялся писать пьесу «Сослуживцы» примерно с такими же вводными данными: минимум декораций, минимум действующих лиц. Но еще раньше соавторы занялись созданием своей четвертой повести (которая одновременно, как у Брагинского-Рязанова было заведено, выполняла функцию литературного киносценария). Повесть получила название «Старики-разбойники».
Вряд ли соавторы в то время могли ассоциировать со своими новыми героями-пенсионерами самих себя: Брагинскому на момент начала работы над повестью не исполнилось еще и пятидесяти, Рязанову и вовсе было лишь немного за сорок.
Тем не менее стороннему человеку сюжет «Стариков-разбойников» вполне может показаться выстраданным авторами: пожилого следователя Мячикова спроваживают на пенсию, а он уходить не хочет. Тогда друг сыщика Воробьев уговаривает его совершить ограбление века — похитить из музея картину Рембрандта. Притом сентиментальных сцен, нанизанных на данную фабулу, куда больше, чем в «Берегись автомобиля».
Уже за счет возросшей чувствительности повесть «Старики-разбойники» серьезно отличается от преимущественно юмористической «Берегись автомобиля». Если же сравнивать соответствующие фильмы, то «Старики-разбойники» предстанут чуть ли не прямым продолжением «Берегись автомобиля». В самом деле, это еще одна криминально-трагикомическая история из жизни слегка сумасшедших интеллигентов. Главного героя играет Юрий Никулин. Убойный авторский текст за кадром вновь читает Юрий Яковлев. Положительному персонажу опять противостоит молодой негодяй в исполнении Андрея Миронова. И заканчивается все так же — сценой суда. Правда, на этот раз суд оказывается вымышленным, приснившимся. И никто уже не кричит: «Свободу Николаю Мячикову!»
Если задумка произведения о пенсионере, отвергающем заслуженный отдых, скорее всего принадлежала Рязанову (в дальнейшем он и сам не уйдет на покой до самых последних лет жизни), то идею сделать одним из ключевых мест действия художественный музей наверняка подал Брагинский — большой знаток и ценитель живописи. Главным героем одного из первых киносценариев Эмиля Вениаминовича был, как уже упоминалось, Василий Суриков; да и в каждой из предыдущих повестей Брагинского-Рязанова находился хотя бы один абзац, касающийся изобразительного искусства.
В «Берегись автомобиля»:
«Используя служебное положение, Максим Подберезовиков часто навещал в тюрьме обвиняемого друга. Оба по-мужски молчали. Максим смотрел на Деточкина безумными глазами Ивана Грозного, убившего своего любимого сына. А Юрий Иванович взирал на следователя как всепроникающий отрок с картины раннего Нестерова».
В «Зигзаге удачи»:
«До появления фотографии жить было дорого. Насколько дороже было платить за портрет какому-нибудь там Рафаэлю, Рембрандту или Кипренскому, чем сегодня заказать свое любимое лицо размером 18 на 24».
В центре повести «Убийство в библиотеке» и вовсе находились персонажи, сошедшие с картин. Но с живописью следователь Ячменев столкнулся еще до того, как впервые прибыл на место преступления, то есть не в самой библиотеке, а еще в ее коридоре, где «висели репродукции с картин, которые воскрешали славные страницы истории: „Последний день Помпеи“, „Утро стрелецкой казни“ и „Княжна Тараканова“».
Так что даже странно, что сюжетный ход с ограблением музея был освоен Брагинским — Рязановым лишь в четвертой повести, а не раньше.
Все сцены, связанные с музеем, благополучно перешли из повести в фильм, а вот некоторые эпизоды, как и в случае с «Зигзагом удачи», сохранились только в текстовом виде. И, как и в «Зигзаге…», иные описания в «Стариках…» сегодня ценны хотя бы своей насыщенностью давно утраченными повседневными реалиями того времени: