Эльф среди людей

Что ты припас мне, Намо? Почувствовать себя каждым из эльдар, кого я убил? Почувствовать горе его родных, близких? Ты так предсказуем, Владыка Судеб! Да, это больно. Очень. Да, снова и снова. Мучительно. Но откуда тебе знать, Судия, что есть боль стократ страшнейшая: понять, что в крепости – она, и несколько отчаянных мгновений искать ей путь к спасению – до той стрелы, что разом оборвала все нити. Ты мучаешь меня чужим ужасом? Но у меня есть свой: услышать то единственное осанвэ сына, понять, что самый безопасный из городов Эндорэ обернулся бурей крови и огня, снова и снова кричать в пустоту «Не смей погибать! Спаси ее!» – хотя как может мальчишка спасти, когда ты сам, мнящий себя сильным и мудрым, не уберег…

Намо, ты можешь заставить меня почувствовать чужую боль как свою. Но та, что действительно своя, – страшнее.

– Но это всё сначала, – промолвил Глорфиндэль, – а потом?

– А потом снова и снова. И то, чем исправно терзала меня Темница, и то, чем я себя мучил сам.

– И?

– И постепенно оно стало притупляться. Когда ужасы идут по кругу из года в год – привыкаешь. Не так уж и многих я убил. Двое в Дориате, в Альквалондэ, как я узнал, трое и десятеро раненых. Ну и мои любимые видения. Всё это возвращалось и возвращалось, но рядом поселились странные мысли.

Ваниар внимательно слушал.

– Мысль, что сейчас Эльдин и Аллуин – в безопасности, и хватит терзаться ужасами войн, мысль, что убитые мною давно прошли через Мандос и живут среди друзей, что время зарубцевало раны в душе их близких… мысль, что всё это – прошлое…

– …и хватит делать из него настоящее, – кивнул Глорфиндэль.

– У тебя тоже так было?

– Еще бы! – тряхнул золотыми волосами. – Успокоиться после боя с балрогом! Как ты думаешь, сколько времени на это нужно?!

Хэлгон присвистнул. Потом возразил:

– Но ты вышел раньше меня.

– Но я и погиб раньше тебя.

– Ненамного.

Вместо ответа Глорфиндэль схватил яблоко и запустил им куда-то в заросли. Там раздался «ай» и треск веток.

– Рано вам еще про Мандос слушать, – крикнул ваниар вслед.

Совсем молоденькие: и тысячи лет им нету.

– Но вот чего не понимаю, – сказал Хэлгон, когда они оба отсмеялись, – почему так поздно вышел Финголфин? Можно подумать, половина погибших в Альквалондэ пала от его меча! Или он считал себя виновным в гибели каждого во Льдах?

– Добавь еще погибших в Браголлах. Но нет, я думаю, причина другая.

– ?

– Бой с Морготом.

– Слишком долго успокаиваться?

– И это тоже. Хэлгон, ты, похоже, не почувствовал – в самом начале, а ты тогда терзался прошлым: ощущение, что твое сознание пропылено, словно дорожный плащ, и его надо отчистить.

– Не понимаю. От чего?

– От Эндорэ, Хэлгон. От силы Врага, которой был пропитан Белерианд.

– Я очень мало знаю о Войне Гнева. В Амане не спрашивал, тут – не у кого. А у тебя там сражались…

Ваниар кивнул:

– И друзья, и родичи. Это не было войной армий, Хэлгон. Это было противостоянием Сил.

– И Белерианд был уничтожен подобно тому, как раненому человеку отрубают начавшую гнить ногу…

– И этим мучением спасают жизнь, да. Но во всех нас, Хэлгон, во всех, кто сражался в Белерианде, была часть силы Моргота. Нас надо было очистить от него.

– Возможно.

– Я хорошо это почувствовал. А ты тогда был занят прошлым.

– И ты хочешь сказать, что Финголфин…

– Был единственным, кто соприкоснулся с силой Врага напрямую. Врага – не Мелькора, который ходил по Аману и притворялся дружелюбным, а Моргота в его неприкрытой ярости и злобе.

– Теперь я понимаю, – рассуждал вслух нолдор, – почему я не видел в Амане ни одного из узников Ангбанда…

– Да, этим еще очищаться и очищаться.

– А как же Финрод вышел так быстро? Тол-ин-Гаурхот, конечно, не Ангбанд, но ведь еще в Первую эпоху Фелагунд уже был в Амане?

– Я думаю, он сумел не впустить в себя вражескую Силу. И потом, Саурон – не Моргот.

Хэлгон подошел к столу.

– Сказали бы мне в Аглоне… – вспомнил про яблоко, начал резать, – что я буду через несколько тысяч лет вот так беседовать о Мандосе…

– Добавь: с презренным гондолинцем, – приподнял бровь Глорфиндэль.

– Ну, не с «презренным», так мы о вас всё же не говорили.

– А, с «трусливым».

Хэлгон вместо ответа вгрызся в яблоко, не разрезая. Глорфиндэль понял, что попал. В яблочко.

Вежливо подождал, пока нолдор дожует.

– Так сказали бы тебе – и что бы ты сделал? Порубил бы дерзкого на куски?

– Ты опять преувеличиваешь. Я бы ограничился словами. Но это было бы очень, очень громко.

Глорфиндэль рассмеялся, и Хэлгон за ним.

– Лорд Глорфиндэль… – Арагорн возник словно из ниоткуда (верно, они очень заговорились, что не заметили его).

Юноша был бледен как полотно, и явно не только бессонная ночь над книгами была тому причиной.

Нолдор сказал бы, что впервые за все годы видит сына Аравира… испуганным.

Но что могло его напугать?! Здесь, в Ривенделле, в самом безопасном месте Средиземья?!

– Да? – ваниар обернулся к принцу, приветливым тоном успокаивая его.

– Лорд Глорфиндэль, скажи…

Он потрясен. Но чем?! из-за какого угла нам ждать удара?

– Я слушаю тебя, Арагорн. Говори смелее.

Тот собрал всю доблесть потомка Элроса:

– Скажи: ты действительно защищал рынок в Гондолине?