Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

На участках работы пришлось жить в чухонской избушке, лишь бы она была поближе к месту съемки. Питались плохо, чаще всего молоком и яйцами с местным полусырым высушенным хлебом. Боязнь потери времени, особенно в ясную погоду, заставляла каждого из нас никуда, кроме работы, не отлучаться и не иметь общения с товарищем, чтобы не вызвать упрека в несамостоятельности работы. Мы усердно принялись за работу, которая, к нашему огорчению, сильно тормозилась дождями и порывами ветра, валившими вехи, установленные для триангуляции. Не скрою, что маленькая по размеру, но тяжкая по строгости требования, инструментальная съемка и для меня была тягостна, и я едва справился с нею точно в срок. Поверочная комиссия требовала ориентировать планшет по указанному направлению, проверяли по теодолиту положения вех, сравнивали исполненный план с местностью, замечали малейшие несходства или неточности, но, в общем, я получил очень хороший отзыв. Легче прошла полуинструментальная съемка. Обе съемки на планшетах надо было раскрашивать. Удача первых двух съемок подняла у всех настроение, и глазомерная съемка прошла весело, причем мы даже расхрабрились и принимали приглашение дачников на чашку кофе или завтрак, попадая со своим планшетом в какую-либо дачу.

Мою глазомерную съемку поверял полковник Плеве. Он был близорук. Мы следовали по участку, и он тщательно присматривался к моей съемке, снятой для удобства с планшета. В одном леске он споткнулся, упал и, судорожно смяв при падении мой съемочный лист, замарал его еще сырой травой. Хотя он извинился, все же моя, тщательно выполненная работа, среди других имела непривлекательный вид и не дала мне полного балла. Не для всех из нас съемки прошли благополучно: оказались работы недоконченными и даже совсем неудовлетворительными. Несколько человек из-за съемок были отчислены от академии немедленно. Нам стало жутко. Невольно являлась мысль о том, кто же из нас благополучно доберется до конца всех еще предстоящих испытаний?!

В первых числах августа мы вернулись в столицу. В вестибюле академии скоро появились плакаты с расписанием осенних экзаменов (вторая половина), и мы принялись за наши учебники. Нам рассказывали, что раньше, до принятия академии генералом М.И. Драгомировым, съемочные работы проходили без особого труда для не умеющих хорошо чертить или не желающих себя обременять усиленной работой, особенно если наличие денег позволяет это. Так, один из слушателей блестящего кавалерийского полка гвардии вместо солдат для ношения инструмента нанял за большие деньги двух заправских топографов Главного штаба. Переодевшись солдатами, они превосходно и быстро выполнили ему инструментальную работу. Поверочная комиссия в составе двух профессоров (генералов Штубендорфа[156] и Шарнгорста[157]

) и руководителя академической группы, прибыв на участок этого кавалериста, были приятно удивлена найти у слушателя-первокурсника такую великолепную работу. Один из профессоров с видимым уважением к слушателю вежливо указал на дальнюю веху и просил по ней ориентировать планшет. Кавалерист долго возился с планшетом и теодолитом, вертел его много раз, а затем наивно сказал профессору:

– Право, не знаю, что сегодня приключилось с моим теодолитом; никак не устанавливается по-настоящему. Все время веха видна в обратном виде!

Члены комиссии, быстро переглянувшись между собою, молча тотчас же уехали, а злополучного кавалериста генерал Драгомиров немедленно отчислил от академии.

Константин Васильевич Шарнгорст

Про этот случай (и, кажется, еще какие-то попытки кого-то из слушателей пригласить себе на помощь в штриховке планшета) знали все твердо, поэтому никаких нарушений правил за мое время в полевых работах не было.

Осенних экзаменов было числом меньше, и предметы не очень трудные, так что все прошло для меня благополучно. По постановлению конференции академии я переведен на старший (второй) курс, а по успехам в списке оказался в первом десятке.