Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Дорогая мама, из всех людей, которых я знаю, ты единственная, кто сможет меня понять, и самые последние мои мысли о тебе. Не вини никого в моей смерти, я сам выбрал свою судьбу.

Не знаю, о чем писать. Голова ясная, но не могу найти нужных слов. Я занял свое место в Армии освобождения и умираю, когда уже начал сиять свет победы <…> Очень скоро вместе с двадцатью тремя другими товарищами меня расстреляют.

После войны ты должна обратиться за пенсией. Тебе позволят взять мои вещи из тюрьмы, я оставил себе только отцовскую нижнюю рубашку, потому что не хочу дрожать от холода <…>

Еще раз до свиданья. Крепись!

Твой сын Спартако Спартако Фонтано, резчик по металлу, 22 года, член французского Сопротивления, группа Мисака Манукяна, 1944 (Lettere, р. 306)

I

Опросы общественного мнения родились в Америке в 1930‐е годы, поскольку распространение методики выборочных исследований рынка на политику, по существу, началось с опросов Джорджа Гэллапа в 1936 году. Среди первых результатов этой новой методики есть один, который удивил бы всех американских президентов, предшественников Франклина Д. Рузвельта, и должен удивить читателей, выросших после Второй мировой войны. Из опроса американцев в январе 1939 года на тему, кого в случае войны между Советским Союзом и Германией они хотят видеть победителем, 83 % пожелали победы СССР, а 17 % – Германии (Miller, 1989, р. 283–284). В век конфронтации между антикапиталистическим коммунизмом, олицетворением которого являлся СССР, и антикоммунистическим капитализмом, флагманом и главным примером которого были США, мало что кажется столь невероятным, как проявление симпатии к колыбели мировой революции или выбор в ее пользу по сравнению с антикоммунистическим государством, чья экономика носила все признаки капитализма. Это тем более странно, что сталинская тирания в СССР в то время находилась, по всеобщему мнению, в своей самой жестокой стадии.

Такая историческая ситуация была исключительной и сравнительно кратковременной. Она длилась самое большее с 1933 года (когда США официально признали СССР) по 1947 год (тогда, в начале “холодной войны”, два идеологических лагеря встретились лицом к лицу как враги), а на самом деле скорее с 1935 по 1945 год. Другими словами, ее определяющим фактором стали расцвет и падение гитлеровской Германии (1933–1945) (см. главу 4), против которой объединились США и СССР, поскольку считали ее еще более опасной, чем друг друга.

Причины подобного альянса выходят за рамки традиционных международных отношений. Именно благодаря им стал возможен столь важный союз совершенно несовместимых в иных случаях государств и движений, который в итоге победил во Второй мировой войне. В конечном счете союз против Германии смог сложиться потому, что последняя была не просто государством, неудовлетворенным своим положением в мире, но государством, чья политика и честолюбивые замыслы определялись ее идеологией, т. е. тем, что она являлась фашистской державой. До тех пор пока этого старались не замечать или не придавали этому должного значения, привычные расчеты в духе Realpolitik оправдывались. Можно было выступать против Германии или дружить с ней, стараться нейтрализовать ее или, если возникнет необходимость, воевать с ней, в зависимости от интересов собственной государственной политики и общей ситуации. Фактически в те или иные периоды с 1933 по 1941 год все главные участники международной игры вели себя по отношению к Германии именно таким образом. Лондон и Париж проводили политику умиротворения Берлина (т. е. обещали уступки за чужой счет), Москва сменила противостояние на дружественный нейтралитет в ответ на территориальные приобретения, и даже Италия и Япония, чьи интересы объединяли их с Германией, обнаружили в 1939 году, что эти же интересы заставляют их оставаться в стороне на первых этапах Второй мировой войны. Однако гитлеровская логика ведения войны в конечном итоге втянула в нее всех, включая США.