Читаем Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера полностью

Но о чем вопрошал этот взгляд? Бисмаркианская оппозиция изматывала своих соперников диффузной критикой так, что никогда не было ясно, чего они собственно хотят. У Вильгельма II неизбежно должно было появиться ощущение, что абсолютно все, что он ни делал бы, будет в глазах бисмаркианцев неправильным. Историкам трудно разобраться в расколе между бисмаркианцами и сторонниками Вильгельма, потому что не всегда можно сказать по существу, о каких конкретных расхождениях шла речь. Тем не менее этот раскол доставлял кайзеру и его свите больше хлопот, чем противостояние партий в рейхстаге. Менталитет здесь приводил к формированию партий: одни видели мир в розовом, другие – в черном цвете, одни излучали оптимизм, другие – озабоченность, одни приветствовали мирное время, другие воспринимали его враждебно. Нервозная возбудимость была исходной чертой бисмаркианцев, в то время как в кружке Эйленбурга и Бюлова культивировался покой или как минимум тоска по покою. Но с 1906 года, а возможно и раньше, последователи Бисмарка, будь то гарденианцы или пангерманцы, научились отвечать соперникам их же оружием и представлять себя как партию здоровой жесткости, а противную сторону – как партию декадентской мягкотелости. Это было тем легче сделать, что к этому времени покой уже не всегда считался источником здоровья нервов. Бисмаркианцы, хотя их политические цели были не более ясными, чем у окружения Вильгельма, тем не менее нашли персональный объект для нападения – «Фили» Эйленбург и его «неслыханный» кружок женственных мужчин.

Подозрения в адрес Эйленбурга из-за его гомофильных наклонностей изначально исходили от самого Бисмарка – именно через него Гарден вышел на этот след. Его уколы в адрес дружеского круга Эйленбурга начались уже вскоре после основания «Die Zukunft», но долгое время не выходили за рамки мелких уколов и намеков. С течением времени язвительные намеки участились, превратившись в крупную наступательную кампанию. Гарден, чей псевдоним стал постепенно восприниматься как символ жесткости[195]

, специализировался на злобных шутках против любых проявлений мягкосердечия в окружении Вильгельма.

Он требовал, чтобы «на место болтунов» встали «люди дела», тогда бы «дела в Германской империи пошли лучше». Слабости болтунов были ему известны по собственному опыту, ведь он и сам к ним принадлежал. У него было чутье на все нервозное и суетное, потому что, как писал о нем Теодор Лессинг, «основой его расколотой натуры» была «вечно угрожавшая ему возбудимость». Он упрекал кайзера в том, что тот испугался войны из-за Марокко. Но когда в 1914 году Вильгельм II сделал реальный шаг к войне, Гардена вскоре охватил страх. Дело Эйленбурга не раз ставило на грань психофизического срыва не только преследуемого «Фили», но и самого Гардена. Это была настоящая игра нервов. Бывший врач Бисмарка Швенингер, лечивший также Гардена, в 1906 году предостерегал от дальнейших перегрузок его «и так чудовищно перегруженные нервы» (см. примеч. 72). Гарден, которого Теодор Лессинг считал образцом еврейской ненависти к себе, олицетворял еще и самоуничижение нервозности.

Серьезную атаку на эйленбурговскую «камарилью», «либенбергские застолья», он начал после Алхесираса, когда пришел к убеждению, что если речь зайдет о жизни и смерти, то мягкотелая и слащавая шайка не даст кайзеру и его правительству защитить честь великой германской державы открытой угрозой войны. С этого момента Гарден, по словам другого публициста и историка Генриха Фридъюнга, «без устали» «пришпоривал читателей своей “Die Zukunft”», превзойдя в этом даже пангерманцев. На протяжении всей кампании против Эйленбурга Гарден всячески провоцировал кайзера, стремясь вызвать в нем ощущение, что только война может спасти его честь. Всеобщее внимание вызвала опубликованная Гарденом в 1907 году статья «Вильгельм Миролюбивый». Заголовок отсылал к фразе Клемансо, якобы назвавшего кайзера «пацифистом». Гарден добавил к этому слух, будто это личное желание кайзера – «остаться в истории под именем Вильгельма Миролюбивого». «Злополучная флейта!» – комментировал он, намекая на музыкальные склонности «трубадура» Эйленбурга. «Но если германский кайзер настолько не склонен к войне, что даже попытка унижения не вынудит его взяться за оружие, то немецкий народ сам будет ковать свою судьбу». В июне 1908 года, когда Гарден в лице рыбака Якоба Эрнста нашел наконец надежного свидетеля обвинения против Эйленбурга и фюрст оказался разбит, Гарден торжествовал: «Заколдованный круг разорван. Сладкоголосые певцы и духовидцы вернутся не скоро». Теперь кайзер «свободен», освобожден от «веры в романтическую политику».

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука