В русском яз<ыке> еще очень важно, что глагол, вне причастных форм, не изменяется по родам. Это значит, что грамматический род действует только в какой-то определенной языковой группе, а не распространяет своего влияния на весь язык, как это должно было бы быть, если бы здесь была не только грамматическая форма, но и сознание рода. Значит, можно думать, что самая мысль о грамматическом роде и о классификации имен существительных по родам явилась по аналогии с именами, обозначающими одушевленных существ и повлиявших на другие основы. Слова, образованные вне этой аналогии и не имеющие никакого отношения к роду, образовали особую группу слов среднего рода, хотя это название совершенно бессмысленно и самым своим существованием разбивает теорию рода. Вот так складывается у меня общее воззрение на грамматический род. Как же мне применить его на деле, раз я не могу, по недостаточности сведений по сравнит<ельному> языкознанию, заняться им самим в полном объеме. Мне представляется возможным и интересным сделать так. Взять русского автора – напр<имер>, Толстого – и проследить, что значат в его языке эти «родовые» различия в согласовании и склонении. Есть ли в его языковом сознании реальное чувство рода по отношению к словам или нет? Мне только трудно еще сказать, на основании каких признаков я могу здесь делать заключения. Не поможете ли мне советом и не скажете ли, как Вы относитесь к моей общей точке зрения на грамматический род? Может быть, лучше нам теперь же еще раз повидаться, чтобы побеседовать об этом? Я спешу с этим, потому что хочу теперь же, в ближайшие месяцы, поработать над вопросами по языку, а неясность одного вопроса мешает мне спокойно заниматься другим.
Эйхенбаума интересовало, каким образом можно применить теорию рода и в каком направлении развивать свою работу, чтобы она «могла бы быть плодотворной». Ученый намеревался проанализировать сочинения Л. Н. Толстого и «проследить, что значат в его языке эти „родовые“ различия в согласовании и склонении. Есть ли в его языковом сознании реальное чувство рода по отношению к словам или нет». Однако он затруднялся в вопросе о том, «на основании каких признаков можно делать заключения». Таким образом, в научных планах Эйхенбаума возникает как предмет анализа фигура Л. Н. Толстого, изучению творчества которого ученый посвятил впоследствии более сорока лет жизни[247]
; известно, что над первой статьей о Толстом он работал в 1918 году.