Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

Идея «неподвижной истории» Эйхенбаума вполне может быть воспринята как одна из проекций форм времени, описанных у Франка в «Непостижимом»:

Во временном измерении нам дано только «настоящее» – строго говоря, только математический миг настоящего; ничего «прошедшее» и «будущее» не может быть нам «дано» в

том смысле, в каком дано настоящее. «Настоящее» и есть «предстоящее», le présent, die Gegenwart. ‹…› Само же… прошлое и будущее… нам не «дано» в своем содержании. ‹…› Прошлое и будущее… есть для нас неизвестное. Это неизвестное, однако, с полной очевидностью и неотменимостью есть

[Франк, 1990: 208 (здесь и далее курсив в источнике)].

Переживание актуального настоящего, безвозвратное исчезновение во тьму прошлого всего, что теряет актуальность, становится и для Франка как бы наметкой временной множественности, временного плюрализма, нетождественности и неравномерности внутри временного потока, что вполне в духе Бергсона, которого цитирует Эйхенбаум:

Внимание к жизни… охватило бы… в неделимом настоящем всю прошлую историю сознательной личности ‹…› как нечто такое, что есть разом и непрерывно настоящее и непрерывно движущееся: такова… мелодия, воспринимаемая как неделимое, и составляющая с одного конца до другого непрекращающееся настоящее, хотя это постоянство не имеет ничего общего с неизменностью, как и эта неделимость с мгновенностью [Эйхенбаум, 1913: 497].

Читая статью Эйхенбаума о Бергсоне, можно прийти к выводу о том, что «неподвижная история» не имеет ничего общего с неизменностью, она предполагает изменения, которые имеют характер глубинных динамических процессов, а не вид внешне выстроенных событий.

Для настоящего времени, как оно видится Франку, подойдут метафоры сна – психического состояния, обладающего высокой временной потенциальностью. Как и сон, настоящее дается в своем непосредственном содержании, но не может быть описано, «схвачено», запечатлено, поскольку обретая нарративные формы, утрачивает свою суть, см. [Малкольм, 1994: 129, 130]. Подобным образом и познание не имеет возможности охватить, осмыслить настоящее вне схемы прошлого, тем не менее оно не игнорирует настоящее, а все-таки пытается его удержать, зафиксировав в нем «иное», «непостижимое», по сравнению с прошлым, то, что не схватывается рациональной схемой. Таким образом, временной поток, устремленный к конечной цели (смерти, эсхатону), в непостижимом настоящем получает глубинную неисчерпаемость и бесконечность. Мгновение как бы останавливается, и происходит это в момент «познания», религиозного опыта (у Франка), в момент эстетического впечатления (у Эйхенбаума).

Все явно данное

, – пишет С. Л. Франк, – логически-отчетливо фиксированное конечно – уже потому, что в качестве некоего «такого», «этого» оно имеет грань, отделяющую его от иного, или, точнее, конституируется этой гранью. Но оно всегда есть часть чего-то иного; и это иное – либо данное лишь смутно и неотчетливо, либо совсем не «данное», а присутствующее именно в качестве неизвестного, – бесконечно; ибо «иное» здесь значит «все иное», а это последнее понятие имеет своим конституирующим признаком неисчерпаемость [Франк, 1990: 209].