Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Здесь стоит кратко ответить на вопрос об основных причинах сформировавшейся зависимости СССР от импорта техники из-за рубежа. Дело было не в бессилии советской инженерной мысли, а «в остаточном принципе обеспечения заводов нефтяного машиностроения необходимыми высокопрочными металлами и материалами, основными потребителями которого были предприятия всесильного ВПК»^[415]. Конечно, прося закупать оборудование за рубежом, нефтяники отдавали себе отчет о возможных последствиях роста импортной зависимости, но иного выхода у них просто не оставалось, особенно если принять во внимание ту огромную ответственность за благополучие страны, которую возлагало на их плечи высшее руководство, когда сам А. Н. Косыгин обращался к ним с таком просьбой: «С хлебушком плохо – дай 3 млн тонн (нефти. –

О.С.) сверх плана»^[416]

.

Как показала история, пик производства в СССР был достигнут лишь в 1984 году, а последовавшее за ним падение уровня добычи было не столь резким и вновь сменилось ростом. Именно поэтому уже в 1980 году ЦРУ было вынуждено проводить дополнительное исследование, в котором час Х – кризис советского производства был отнесен на 1990 год^[417]. Как пишут исследователи советского нефтяного комплекса

^[418], обреченные на полуизолированное развитие советские специалисты создали во многом уникальную технологию для нефтяной промышленности, если взять во внимание географические, демографические и природные условия. Развитие советско-российского нефтяного комплекса не вписывалось в общие рамки концепции о пике производства, которая являлась точкой отсчета для американских аналитиков. Оно носило волнообразный характер, как ввиду специфики организации хозяйства, так и ввиду возможности быстрого развития после угасания, благодаря переносу центра развития в другой регион – то, что может себе позволить только такая огромная страна, как Россия. Аналогичное развитие событий мы наблюдаем сегодня в США в связи со сланцевой революцией.

Итак, в осмыслении фактора советской нефти после прихода в Белый дом в 1977 году демократов наблюдался достаточно крутой поворот. Команда Дж. Картера не только диагностировала критическую важность нефтяного сектора для экономики СССР и его зависимость от экспорта оборудования, но и то, в какую трудную пору он вступает. По мере угасания политики разрядки импорт нефти из СССР перестал использоваться Вашингтоном для набора очков на домашнем фронте. Важно подчеркнуть, что действия, предпринимаемые США в отношении нефтяного комплекса СССР в это время, несмотря на их враждебность, вписывались в общую риторику политики разрядки: их конечная цель состояла не в подрыве советского нефтяного сектора, а в перенаправлении инвестиций Москвы из развития ВПК в нефтегазовый сектор^[419]

.

В Вашингтоне не ставили задачу сокрушить нефтяной сектор СССР. Именно поэтому на том этапе США, регулярно поднимая вопрос о необходимости атлантической солидарности в отношениях с Восточным блоком, не оказывали серьезного давления на своих союзников по принятию аналогичных ограничительных мер в отношении экспорта нефтяного оборудования в СССР. Так, например, в отличие от вопроса экспортных кредитов, который был поднят на саммите «Большой семерки» в Пуэрто-Рико в 1976 году, действия США по ограничению экспорта не обсуждались ни в Лондоне в 1977, ни в Бонне в 1978 году. Более того, имея солидное портфолио совместных инфраструктурных проектов, получая нефть и газ из СССР, Старый Свет не только не видел необходимости ограничивать приобретение технологий Москвой, но и предлагал более мягкие условия продажи товаров своего производства, при этом на словах поддерживая ограничения со стороны США^[420].

Что касается Японии, то здесь все было достаточно просто. Выход американцев из переговоров о развитии тюменского региона, общее ухудшение тона отношений между Москвой и Токио на фоне китайско-японского сближения, ужесточение позиции СССР по Курилам, выразившееся в установлении 200-мильной экономической зоны вокруг островов, – все это привело к тому, что к приходу к власти администрации Картера никаких переговоров о развитии «энергоемких производств на территории СССР» не велось, несмотря на протесты японского бизнеса^[421]. Единственным пережившим политические заморозки проектом стал Сахалинский, где в конце 1970-х годов велось разведочное бурение, но и ему суждено было осуществиться только в 1990–2000-е годы.