Ермак

— Кису бы с ефимками, и торг завел бы: воск монастырям поставлял бы. И богу угодное сотворю, и себя не обойду..» Эх, милый! — мечтательно вздохнул странник.

Ермак помолчал, затем лицо его, как тень, тронула усмешка, и он полез за пазуху. Достал кису и бросил ее со звоном на стол.

— На, бери свое счастье и уходи, пока не раздумал я, — сказал Ермак.

В эту ночь в своем шатре на Усе Ермак долго не мог уснуть, ворочался и думал. Мысли были о разном. То думалось о том, что делать дальше: так же ли, как и теперь, грабить караваны, монастыри да нарушать государев закон или податься куда со всем народом — на вольные земли, на вольную жизнь? То думалось о страннике, спросившем денег для устройства счастья. «Не прочно это счастье, — размышлял Ермак, — сегодня ты возьмешь кису, а завтра вырвут ее из рук, да еще и с головой в придачу. Головы не жалко, да дело пусто! Сегодня киса да тюки и завтра то ж, — ан, и все по-старому — ни простору для души, ни доброй жизни для повольников, для мужиков. А просится душа на волю, на простор! Тесно ей на караванной Волге…»

Как и до этого, Ермак невольно обращался мыслью к северу, к просторам за Уралом. Много было слухов о тамошних землях… Вот бы куда уйти! Вот где ни бояр, ни царской воли…

Мыслей о том, как дальше жить, было много, но, видно, не пришло еще время для решения, — атаман промаялся всю ночь, но так и не надумал ничего к утру.

Днем Иванко Кольцо оповестил его:

— В дубовой овражине, у родничка, нашлось тело странника. Тщедушен, хил, одна котомка. И кто только ударил его кистенем?

— Он и есть! — оживляясь, сказал Ермак. — Вчерашний. Вот те и счастье! Недалече с ним ушел!

5

Гулебщики отдыхали в лесистом буераке. Чуть шелестел березняк да однотонно гомонил в каменном ложе шустрый ручеек, вытекавший из студеного прозрачного родника. Солнце косыми лучами пронизывало чащобу. Внезапно дозорные казаки привели в стан истомленного, запыленного парня и поставили перед Ермаком:

— Слышим, скачет по шляху, мы и схватили, так думаем — боярский посланец.

— Врешь! — сверкнул серыми глазами пойманный. — Не боярский холуй и не шпынь я. Скачу к Ермаку. — Смуглое от загара лицо парня, с широко вздернутым носом, обрамленное золотистой бородкой, пытливо уставилось на атамана.

— Зачем потребен тебе этот разбойник? — спросил Ермак.

— Да нешто он разбойник? — вскричал парень. — Для бояр, ярыжек он губитель, а для нас — холопов — брат родной… Отпусти меня, добрый человек! Отпусти, время-то убегает.

— Куда спешишь? Что за беда гонит?

— Батюшка, истинно великая беда гонит. Татары да ногайцы намчали на Пронский городок, пограбили, пожгли трудовое; стариков и детей убили, иных в Проне потопили, а иных копытами коней потоптали. Мужиков, кто посильнее, да молодок и девок в полон погнали. Ведет их мурзак Чор-чахан на волжский брод, а оттуда в степь, в орду…

Гулебшики всколыхнулись:

— Батько, чего ждать? Помочь надо своей русской кровинушке!

Ермак поднялся от костра, положил руку на плечо вестника:

— Ну, брат, ко времени ты к Ермаку подоспел. Коня ему свежего!

Ждать не пришлось. Вестнику дали коня. Птицей взлетел он в седло и крикнул призывно:

— Браты, порадейте за простолюдинов!

— Порадеем. Проворней веди! — отозвался Ермак и вскочил, на черногривого.

Минута — и возле костров остались лишь караульщики.

Тем временем орда и в самом деле торопилась к Волге. Подгоняя плетями пленников, на горбоносых конях спешили ногайцы.

— Машир, рус, машир!..

Многих пронских мужиков влекли на арканах. Потные, грязные, они задыхались и кричали:

— Стой, басурман, дай глотнуть ветерка!

Ордынцы не слушали, повторяя одно:

— Машир, машир…

Поднимая густую пыль, толпа стала спускаться к Волге. У дороги на рыжем коне в узорчатом седле плотно сидел грузный мурзак Чор-чахан с обвислым чревом, держа в руке длинную жильную плеть. Узколицый, крючконосый ногаец с редкими усами, выкрикивая срамное татарское слово, гнал мимо Чор-чахана русских девушек со связанными позади руками. Тесно прижавшись плечом к плечу, они шли, горестно уронив головы, пыля босыми потрескавшимися ногами.

Мурзак внимательно разглядывал каждую. Вот он поднял плеть и показал:

— Эту сегодня мне!

Раздувая ноздри, липкими глазами он обшарил золотоволосую полонянку и похвалил:

— Огонь-девка!

Ногаец отделил от прочих девушку, уручиной плети приподнял ей подбородок и оскалился:

— Гляди весело! Эй-ей, счастье тебе большой выпало…

Пленница плюнула в лицо ордынцу:

— Уйди, пес!

Кочевник замахнулся плетью, но не ударил — его взгляд встретился с холодными жесткими глазами Чор-чахана.

Мурзак проворно набросил аркан на девушку и потащил к себе. Несчастная еще ниже опустила голову и уныло пошла за конем…

А позади ногайской орды тянулись со скрипом тяжелые арбы, нагруженные награбленным добром…

Волга лежала тихая, голубая и пустынная. На воде не виднелось ни паруса, ни людей Острый глаз Ермака уловил лишь желтое облачко над яром.

Атаман взмахнул саблей и крикнул:

— Наддай, ребятушки!