Казаки заторопились, и струги толчками побежали к берегу.
На яру кричали скуластые ногайцы:
— Сачем шел сюда? Кто есть?
Некоторые махали саблями. Ермак исподлобья рассматривал шумную орду. С каждым ударом весел берег все ближе. Впереди на резвом коне гарцевал толстый, мордастый мурза с бронзовым, невозмутимым лицом, одетый в лисью шубу, крытую лазоревым бархатом. Он зло смотрел на приближающиеся струги. За мурзой на конях топтались пятеро лучников, а кругом шумела толпа.
Передовой струг ткнулся в песок. Ермак проворно выскочил на берег, за ним махнули Кольцо, Брязга и другие казаки.
Ермак шел тяжелой поступью, слегка набычившись. Мурза стал поперек дороги.
— Кто будешь? — закричал он и взмахнул сабелькой. — Князь Измаил нет. Сарю жаловаться будет…
Ермак повел бровью:
— Убрать! — коротко бросил он.
И сразу десятки рук потянулись к мурзе, сволокли с коня.
Лучники мурзы поспешно ускакали и скрылись в кривом проулке. Ногайцы бежали кто куда.
Казаки ворвались на базар. Среди землянок и глинобитных мазанок колыхалась пестрая, многоязычная толпа. Кричали оружейники, продавцы сладостей, ревели верблюды, вели азартный торг табунщики. Видно было, что о стругах на базаре еще не знали. Среди смуглых, одетых в шкуры ордынцев мелькали проворные, как ящерицы, женщины. Были у них чуть косящие глаза, яркие пухлые губы и миловидные лица. И одевались они в шелка, с опушками из дорогих мехов. Из-под золотом шитых тюбетеек падали иссиня-черные косы. Женщины, увидя казаков, прямо и бесстрашно уставились на них.
— Ох, милая! — не утерпел и обнял красавицу Брязга.
Лукавая и не думала вырываться из объятий. Но Ермак грозно взглянул на казака и крикнул:
— Гляди, хлопец, худо будет!
Из многоголосья вырвался радостный крик:
— Ребятушки, ой, родимые, сюда, сюда, сердечные!
Размахивая саблей, сквозь толпу пронесся Кольцо и выбежал на круг, где толпились в оковах невольники.
Русские бабы и мужики голосили от радости:
— Братишки наши… Выручили от позора…
Иные падали на колени, обнимали и целовали казаков. Только древний, седобородый дед, весь иссохший, сидел недвижим, устало опустив руки, закованные в кандалы.
С него сбили цепи.
— Ты что ж, не рад, батюшка, своим? — изумленно спросил атаман.
— Рад, сынок, как же не радоваться: столь выстрадал, да поздно своих увидел! Теперь уж пора и в могилу!
— Стар, худ, и кому ты нужен, а в цепях на базар пригнали. И кто купит такого? — жалея, спросил Брязга.
— Э, милый, не гляди, что стар, — откликнулся дед. — Сила моя, сыпок, в умельстве! Сам древен, а руки мои молодые, — булат роблю самый что ни есть добрый!
Казаки, разогнав купцов, брали атласы, ткани дорогие, шелка и золотые монеты. Не забыли они и пленников: оделили их халатами, татарскими сапожками и другим добром. В седельном ряду красовались седла, изукрашенные насечками, цветным камнем и бархатом. Забирали их, тащили на струги и грузили ярусами.
На базар набежал молодой ногаец, его схватили.
— Показывай, где хан.
— Бачка, бачка! — залопотал ногаец. — Измаил бегал и жена бегала. Пусто золотой шатер.
— А ну, веди! — приказали казаки.
Ермак вбежал в ханский двор. Бородатый станичник выскочил с горшком в руке из дворца, крича во все могучее горло:
— Мое, мое!..
Споткнулся жадный казак — горшок оземь, и по камням зазвенели золотые. Их хватали, толкались, спорили.
— То моя добыча! — голосил станичник. — Рубиться буду!
— Стой, шишига! — загремел Ермак. — Я тебе покажу, чья добыча! Лыцарство, собирай на общий казачий дуван!
Каких только тут не было золотых! И со знаками льва — персидские лобанчики, и со знаками верблюда, рыбы, павлина, петуха и тигра, — со всех царств стекались сюда деньги.
С тяжелой добычей вернулись казаки на струги. Вечер надвинулся на степь.
Пленников посадили на последний струг. С ними был и старый мастер.
— Чую, — говорил он, — подходят последние денечки, отработался я… А все ж спасибо людям: хоть косточки мои теперь будут на родной сторонке!
Струги отчалили, быстрина подхватила их и понесла к морю. Подул сиверко, и Ермак крикнул станичникам:
— Поднять паруса!
Тихими лебедями, распластав крылья, шли ладьи по Яиджику. Быстро уходило назад зарево, бледнело. Затихали шумы в Сарайчике.
Казаки запели:
Постепенно потемнели оранжевые облака, и ночь, тихая, темная, укрыла ладьи.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вскоре после нападения на ногайскую столицу казаки нежданно встретились с царскими судами. С золочеными орлами, ярко блестевшими под жарким солнцем, острогрудые государевы струги, подняв паруса, плыли вверх по Волге.
— Купцы едут! — крикнул было Иван Кольцо, но Ермак всмотрелся и задумался. «Царские струги! — размышлял он. — Хоть и за купецкие надо ответ держать, а за эти — иной будет спрос!».
— О чем печалишься, батько? — подошел к Ермаку Гроза. — Не теряй время, вели охоту начинать.