Есенин в быту

– В последние встречи мои с Есениным он выглядел необыкновенно приподнятым и возбуждённым. Таким он мне запомнился на пушкинских торжествах, когда, прочтя своё стихотворное обращение к великому поэту, стоял у самого подножия пушкинского памятника. Возбуждение ещё не покинуло его. Глаза лихорадочно блестели. Улыбнувшись мне своей прежней сияющей есенинской улыбкой, он сказал: «Камни души скинаю». С некоторых пор это выражение сделалось условным на нашем с ним языке. Стоял тихий весенний вечер. На площади Страстного монастыря продавали цветы.

Благостную картину пушкинских торжеств Есенин всё-таки подпортил. Вечером в Большом театре шло праздничное заседание, посвящённое великому поэту. В одной из лож театра находился уже подвыпивший почитатель гения и буянил. Его быстро утихомирили, но настроение ближайшему окружению он испортил. Вскоре после этого инцидента Есенин уехал в Ленинград. Вслед ему пошло письмо Бениславской, которую он своими запоями и скандалами довёл до крайности:

«Милый, хороший Сергей Александрович!

Хоть немного пожалейте Вы себя. Вы сейчас какой-то „ненастоящий“. Вы всё время отсутствуете. И не думайте, что это так должно быть. Вы весь ушли в себя, всё время переворачиваете свою душу, свои переживания, ощущения. Других людей Вы видите постольку, поскольку находите в них отзвук вот этому копанию в себе. Вы разучились вникать в мысли, Вашим мыслям несозвучные. Вы по жизни идёте рассеянно, никого и ничего не видя. С этим Вы не выберетесь из того состояния, в котором Вы сейчас. И если хотите выбраться, поработайте немного над собой.

Я сейчас на краю. Ещё немного, и я не выдержу этой борьбы с Вами и за Вас. Вы сами знаете, что Вам нельзя. Я это знаю не меньше Вас. Я на стену лезу, чтобы помочь Вам выбраться, а Вы? Захотелось пойти, встряхнуться, ну и наплевать на всё и на всех. Хожу через силу. Покуда Вы не будете разрушать то, что с таким трудом удаётся налаживать, я выдержу…»

Судьбоносный год (июль 1924 – июнь 1925)

«Москва кабацкая». По-видимому, стенания Галины Артуровны в какой-то мере подействовали. Во всяком случае, на полтора месяца Есенин затих и усиленно трудился. В. И. Эрлих, у которого Сергей Александрович жил, оставил нам дневниковую запись о режиме дня поэта:

«До двенадцати – работает, не вылезая из кабинета. В двенадцать одевается, берёт трость и выходит. Непременный маршрут: набережная, Летний сад, Марсово поле и по Екатерининскому каналу в Госиздат.

В Госиздате сидит у Ионова до трёх, до пяти.

Вечера разные: дома, в гостях.

Понедельник – денег нет. Вторник – денег нет. Среда – денег нет. Четверг – денег нет. И так вторую неделю.

Ежедневно, по очереди, выходим „стрелять“ на обед.

Есенин, весело выуживая из камина окурок:

– А знаешь? Я, кажется, молодею! Ей-богу, молодею!

И слегка растерянно:

– И пить не хочется».

Есенин ехал в Ленинград с целью поработать над задуманной поэмой, о чём сразу оповестил Эрлиха:

– Вот я поэму буду писать. Замеча-а-тельную поэму! Лучше «Пугачёва».

– Ого! А о чём?

– Как тебе сказать? «Песнь о великом походе» будет называться. Немного былины, немного песни, но главное не то! Гвоздь в том, что я из Петра большевика сделаю! Не веришь? Ей-богу сделаю (3, 588).

К концу июля поэма была написана. В ней поэт порицает Петра I и дворян за загубление жизни простых людей, в которых предсказывает им отмщение:

Но с того вот дня[68]Да на двести летДуракам-царямПрямо счёту нет.И все двести летШёл подземный гуд:

«Мы придём, придём!Мы возьмём свой труд.Мы сгребём дворянДа по плеши им,На фонарных столбахПеревешаем!»

* * *

Через двести лет,В снеговой октябрь,

Затряслась Нева,Подымая рябь.Утром встал народИ на бурю глядь:На столбах виситСволочная знать.Ай да славный люд!Ай да Питер-град!

Работа-работой, но отшельничество не было в натуре Есенина. 13 июля он участвовал в прогулке в Петергоф морем. «Красная газета» писала об этом мероприятии, устроенном Союзом писателей:

«Было, конечно, и литературное утро, но не только литературное, а и музыкально-артистическое. И опять же, не только „утро“, но и вечер, был и закат солнца на море, даже лунная ночь… И танцы были на палубе, когда „великие писатели земли русской“, вроде Ал. Толстого, Вл. Пяста… Сергея Есенина… пошли кружиться в вихре вальса с „уважаемыми читателями“. Знаменитый Сергей Есенин „соблюл себя“ на сей раз, и потому его стихи имели огромный успех у публики… С обычной сочностью тоже превосходно прочел Ал. Толстой по корректуре свой ещё не напечатанный рассказ, заставив публику хохотать до слёз».