Поэт гулял по Ленинграду, был в Царском Селе, где сфотографировался на пьедестале памятника Пушкину рядом с его бронзовой статуей. Навестил Иванова-Разумника и Клюева. В компании ленинградских имажинистов забрёл в Фонтанный дом, в гости к Анне Ахматовой. Вели себя ленинградцы отвратно, хорошо, что скоро ушли.
«Есенин, – рассказывала Анна Андреевна, – оставшись один, стал вести себя гораздо тише, перестал хулиганить, а заговорил просто, по-человечески. В разговоре ругал власть, ругал всех и вся…»
Царское Село (город Пушкин). С. Есенин с ленинградскими имажинистами
Интересная картина получается: пришёл к большому поэту, к женщине, чтобы хулиганить? При этом понимал, что делает, раз после ухода соратников «заговорил по-человечески». То есть, будучи уже широко известным поэтом, Сергей Александрович не мог проявить своей воли и полностью зависел от богемной среды.
…В первой половине июля в Ленинграде вышла долгожданная книга Есенина «Москва кабацкая». Книга была издана тиражом в 3000 экземпляров. Весь тираж доставили в Москву. Продавалась она в магазине «Маяк», который принадлежал Обществу политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Находился он на Петровке, недалеко от Столешникова переулка. Сборник разошёлся менее чем за месяц.
Нездорового шума вокруг «кабацких» стихов было много, но нашлись и критики, которые поняли душу поэта. А. З. Лежнев писал: «„Москва кабацкая“ пользуется репутацией „страшной“, „жуткой“ книги. Здесь есть несомненное преувеличение. В этих „кабацких“ стихах, в сущности, очень мало кабацкого. За „страшным“ названием „Москва кабацкая“ скрываются многие лирические стихотворения, грустные и жалобные. В них совершенно отсутствует поэтизация разгула. Даже немногие действительно „кабацкие“ стихи переполнены возгласами отвращения и самоосуждения».
С Лежневым соглашался И. М. Машбиц-Веров: «Самое кабацтво Есенина какого-то лирического, нежного характера. Даже в самых „кабацких“ стихах Есенина, там, где он рисует себя „пропащим“, которому „не уйти назад“ и т. п. – даже там Есенин остаётся нежным лириком и постоянно вспоминает „низкий дом“, „старого пса“, „май мой синий, июнь голубой“. Такие стихи вряд ли опасны в смысле вредного эмоционального заражения. Они слишком безрадостны и вовсе не представляют разврат заманчивым».
И тут же этот «пропащий» замечает:
Критик Н. Светлов писал в харбинской газете «Русский голос» по поводу приведённых строк: «Это поёт деревня, обречённая большевиками на гибель, это народ сопротивляется коммунистическим нажимам, отстаивая свою веру и свою волю. Новая удаль накапливается в оторванном от привычного быта бездомном бродяге-хулигане – не крестьянине и не рабочем, – ещё тоскующем в кабаках, но уже разглядевшем в „суровой пурге октября“ очертания своего смертного врага».
Стихотворения цикла «Москва кабацкая» создавались в 1922 году, уже тогда Есенин считал, что Октябрьская революция – это обман народа, что она ничего не дала простым людям. Выход из создавшегося положения он видел «в каком-то ноябре», то есть в новой революции, в бунте народа. Цикл стихотворений о кабацкой Москве многогранен в идейном плане – каждый читатель находил в нём то, что отвечало его взглядам и интересам, – а потому пользовался чрезвычайным успехом у современников поэта.