27 июля Дункан и Есенин были в Париже. Они жили то в особняке Айседоры на улице Помп, то в отеле «Крийон». За три первых месяцев пребывания за рубежом поэт с головой окунулся в прелести цивилизации: каждый день требовал ванну, шампунь, одеколон, пудру, духи. В Берлине Дункан открыла ему неограниченный кредит у портных, и он заказал себе неимоверное количество костюмов. Обнаружив это, Айседора сказала:
– Он такой ребёнок, и он никогда ничего не имел в жизни. Я не могу упрекать его за это.
Вот каким увидел поэта бельгийский писатель Франц Элленс: «Его элегантность в одежде и совершенная непринуждённость в манере держать себя на какой-то миг ввели меня в заблуждение. Но его подлинный характер быстро раскрылся мне.
Эта элегантность костюма, эта утончённая изысканность, которую он словно бы нарочно подчёркивал, были не более чем ещё одной – и не самой интересной – ипостасью его характера, сила которого была неотделима от удивительной нежности. Будучи кровно связан с природой, он сочетал в себе здоровье и полноту природного бытия. Думается, можно сказать, что в равной степени подлинными были оба лика Есенина. Этот крестьянин был безукоризненным аристократом».
Элленс и его жена М. М. Милославская переводили на французский язык стихотворения Есенина и виделись с ним почти каждый день. Дункан попросила его прочитать перевод поэмы «Пугачёв». Прочитал. Айседоре не понравилась его декламация, и она обратилась с той же просьбой к мужу.
– Какой стыд для меня, – вспоминал Элленс, – когда я его услышал и увидел, как он читает! И я посмел прикоснуться к его поэзии! Есенин то неистовствовал, как буря, то шелестел, как молодая листва на заре. Это было словно раскрытие самих основ его поэтического темперамента. Никогда в жизни я не видел такой полной слиянности поэзии и её творца. Эта декламация во всей полноте передавала его стиль: он пел свои стихи, он вещал их, выплёвывал их, он то ревел, то мурлыкал со звериной силой и грацией, которые пронзали и околдовывали слушателя.
Элленс преклонялся перед великим поэтом и приложил немало усилий, чтобы издать на французском языке сборник стихотворений Есенина. Один экземпляр сборника Сергей Александрович взял в США, надеясь выпустить там подобный.
«Пью и плачу».
26 сентября Дункан и Есенин направились в США. Перед отплытием они сделали заявление для американской прессы. В нём подчёркивалось, что они не преследуют никаких политических целей, главное для них – искусство. Особо газеты выделяли следующий абзац заявления: «В нашем путешествии мы пересекли всю Европу. В Берлине, Париже и Лондоне мы не нашли ничего, кроме музеев, смерти и разочарования. Америка – наша последняя и самая большая надежда».Дункан и Есенин плыли на океанском лайнере «Париж». В первый же час путешествия Сергей Александрович был сражён размерами помещений парохода: ресторан «площадью немного побольше нашего Большого театра», громадные залы специальных библиотек, комнаты для отдыха, танцевальный зал; огромнейший коридор, через который Есенин шёл минут пять. Апартаменты четы состояли из двух комнат, столовой и двух ванных комнат. По позднейшему признанию поэта, он сел на софу и громко расхохотался. Ему показался смешным и нелепым тот мир, в котором он жил в России: «Вспомнил про „дым отечества“[54]
, про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за „Русь“, как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию» (5, 162).Атлантический океан лайнер «Париж» пересёк за шесть суток и 1 октября причалил к берегу в гавани Нью-Йорка. Дункан и Есенину не разрешили сойти с парохода, так как заподозрили в них агентов большевиков. Это сделало им рекламу. На лайнер повалили журналисты, которым Айседора зачитала следующее заявление: «Мы являемся представителями молодой России. Мы не замешаны ни в какие политические дела. Мы трудимся только на ниве искусства. Мы верим в то, что душа России и душа Америки поймут друг друга».
Комментируя задержание Дункан и Есенина, американские газеты сразу дали понять, что их искусство в стране доллара не нужно. «Нью-Йорк Трибьюн» писала: «Дело в том, что эти неблагоприятные события[55]
повлекли за собой появление этих самоварников на первых полосах газет, без чего их приезд вообще не был бы замечен».Газеты писали в основном о Дункан, поминая Есенина лишь как её мужа. Внешне он репортёрам нравился. «Нью-Йорк Геральд» писала: «Её муж, гибкий, атлетически сложенный, с широкими плечами и тонкой талией. Есенин выглядит моложе своих 27 лет. В одежде он ничем не отличается от обычного американского бизнесмена, будучи в простом сером твидовом костюме.
Изадора заявила, что считает своего мужа величайшим из живущих русских поэтов. Он говорит, что предпочитает сочинять стихи о бродягах и попрошайках, но он не похож на них. Он, похоже, самый весёлый большевик, который когда-либо пересекал Атлантику».