Есенин в быту

По вызову явились четыре полицейских и увели Есенина в отделение. Поэту грозила высылка из Франции. У знакомого врача Дункан получила справку о том, что её муж страдает психическим заболеванием и нуждается в лечении. Так Сергей Александрович оказался в частной психиатрической лечебнице «Мезон де Санте». В ней он провёл три дня и был выписан, будучи признан психически здоровым.

В начале июля Есенин повздорил с французским полицейским, после чего получил предписание в двадцать четыре часа оставить пределы страны.

* * *

Неудивительно, что ни один европейский писатель не пошёл на контакт с советским поэтом, овеянным «славой», созданной ему западной прессой. Есенин оказался в духовной изоляции и с тоской писал А. Мариенгофу: «Господи! даже повеситься можно от такого одиночества».

За границей не раз отмечались попытки Есенина к самоубийству. Характерна в этом плане страсть поэта бить зеркала. Психоаналитики говорят по этому поводу, что разрушение зеркал является одним из проявлений стремления к самоуничтожению: сначала человек уничтожает своё изображение, а позднее – себя. Дункан говорила по этому поводу:

– Я совершила ужасную ошибку, вывезя Есенина из России. Он не может жить вне России.

* * *

Пребывание поэта на Западе отмечено постоянным пьянством и многими происшествиями, которые не украшают его биографию. Тем не менее он работал. За рубежом Есенин создал сборник «Стихи скандалиста». В нём было помещено четыре новых стихотворения из цикла «Москва кабацкая»: «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Сыпь гармоника! Скука… Скука…», «Пой же, пой. На проклятой гитаре…». По мнению некоторых исследователей творчества поэта, два последних стихотворения посвящены отношениям Сергея Александровича с Дункан:

Сыпь, гармоника! Скука… Скука…

Гармонист пальцы льёт волной.Пей со мною, паршивая сука,Пей со мной.Излюбили тебя, измызгали,Невтерпёж!Что ж ты смотришь так синими брызгами,Иль в морду хошь?В огород бы тебя, на чучело,Пугать ворон.

До печёнок меня замучилаСо всех сторон.К вашей своре собачьейПора простыть.Дорогая… я плачу…Прости… прости…

Тот же мотив – любовь-ненависть – и в стихотворении «Пой же, пой…»:

Я искал в этой женщине счастья,А нечаянно гибель нашёл.

Я не знал, что любовь – зараза,Я не знал, что любовь – чума.Подошла и прищуренным глазомХулигана свела с ума…

Окончательно порвать эту мучительную связь поэту помогла другая женщина – Галина Бениславская.

…За границей Есенин написал поэму «Страна негодяев» и десяток стихотворений, в каждом из которых Москва, Россия и деревня – как земля обетованная: «Я московский озорной гуляка», «Я люблю этот город вязевый…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…». А главное, поэт другими глазами взглянул на свою страну.

Возвращение

«Я люблю тебя навсегда». 3 августа 1923 года Есенин и Дункан были уже в Москве. Из долгого турне они вернулись чуждыми друг другу, оба измотанные и больные. Ирма Дункан, приёмная дочь Изадоры, писала позднее о её «ребёнке»: «Предмет её заботы спустился по ступенькам, он был явно не в себе, то ли под впечатлением эмоционального влияния того, что он вернулся в Россию, то ли сказывалась бесконечная водка, которую он вливал в себя с того момента, как поезд пересёк границу. В припадке ярости он успел разбить оконное стекло в купе».

С вокзала супруги поехали на Пречистенку, а через день-два – в подмосковное Литвиново, где отдыхали дети школы Дункан. Несколько дней, проведённые Есениным и Айседорой на лоне природы, были последними счастливыми днями в их совместной жизни. И. И. Шнейдер вспоминал:

«Дункан, как заворожённая, смотрела расширившимися, счастливыми глазами на этих загорелых эльфов, окруживших её в ночном лесу Подмосковья.

Как было хорошо идти всем вместе до Литвинова, войти в просторный дом, убранный пахучими берёзовыми лозами, сесть за стол, украшенный гирляндами полевых цветов, сплетёнными детьми. Как хорошо было утром, когда мы не дали долго спать Айседоре и Есенину: потащили их в парк.

Взволнованно смотрела Айседора на танцующих детей, подетски радовался их успехам Есенин, хлопая руками по коленкам и заливаясь удивлённым смехом.

В Литвинове мы прожили несколько дней. Есенин и Дункан рассказывали о своей поездке. Иногда, вспоминая что-то, взглянув друг на друга, начинали безудержно хохотать.

Когда рассказывали о первом посещении берлинского Дома искусств в „Кафе Леон“, Айседора вдруг, восторженно глядя на Есенина, воскликнула:

– Он коммунист!

Есенин усмехнулся:

– Даже больше…

– Что? – переспросил я.