«Большинство попутчиков принадлежит к мужиковствующим интеллигентам. Интеллигентское же приятие революции, с опорой на мужика, без юродства не живёт. Оттого попутчики не революционеры, а юродствующие в революции. Мужик, как известно, попытался принять большевика и отвергнуть коммуниста. Но крестьянская Россия, лишённая городского руководства, не то что не доберётся до социализма, но не устоит на ногах и двух месяцев и поступит, в качестве навоза или торфа, на расточение к мировому империализму».
И особенно это верно в отношении литераторов, полагал Лев Давидович. Но… «Если мы выкинем Пильняка с его „Голым годом“, серапионов с Всеволодом Ивановым, Тихоновым и Полонской, Маяковского, Есенина, так что же, собственно, останется, кроме ещё не оплаченных векселей под будущую пролетарскую литературу? Область искусства не такая, где партия может командовать…»
Л. Д. Троцкий. Художник Ю. Анненков, 1921 г.
Вот за это признание одного из столпов советского руководства Есенин выделял Троцкого, с уважением относился к нему и шёл на приём с большой надеждой. М. Д. Ройзман, со слов Сергея Александровича, рассказывал о ней:
– Есенин заявил, что крестьянским поэтам и писателям негде печататься: нет у них ни издательства, ни журнала. Нарком ответил, что этой беде можно помочь: пусть Сергей Александрович, по своему усмотрению, напишет список членов редакционной коллегии журнала, который разрешат. Ему, Есенину, будет выдана подотчётная сумма на расходы, он будет печатать в журнале произведения, которые ему придутся по душе. Разумеется, ответственность политическая и финансовая за журнал целиком ляжет на Сергея.
Как известно, чем больше тебе дают, тем больше с тебя спрашивают, тем больше твоя зависимость от дающего. Подумал-подумал Сергей Александрович и решил: не зря так расщедрился Лев Давидович – хочет подрезать крылья крестьянскому Пегасу. Не выйдет! Свобода творчества прежде всего. И через секретаря наркома Я. Блюмкина, своего приятеля, передал Троцкому, что отказывается от его лестного предложения. На возмущение Якова сказал, что имел уже опыт, связанный с денежным делами, и не хочет его повторения, не желает получить бубнового туза на спину.
Сергей Александрович был импульсивной личностью и какое-то время с умилением рассказывал о великом человеке в Кремле. Это породило кучу мифов о его любви к Троцкому.
В. Наседкин, муж сестры поэта: «Идеальным законченным типом человека Есенин считал Троцкого».
В. Эрлих, «друг» поэта, приводит слова Есенина: «Знаешь, есть один человек… Тот, если захочет высечь меня, так я сам штаны сниму и сам лягу! Ей-богу, лягу! Знаешь кто? – Он снижает голос до шёпота: – Троцкий…»
И. Аксёнов, критик: «Троцкого Сергей любит, потому что Троцкий „националист“, и когда Троцкий сказал Есенину: „Жалкий вы человек, националист“, – Есенин якобы ответил ему: „И вы такой же!“».
Да, Есенин выделял Льва Давидовича среди советского руководства; он импонировал ему тем, что не разделял мнения его большинства на ужесточение контроля над литературой.
Но от признательности за что-либо до любви, как говаривал один из героев комедии А. С. Грибоедова, дистанция огромного размера; и лучше всего демонстрирует это поэма Есенина «Страна негодяев», над которой Сергей Александрович больше года работал до встречи с Троцким.
Фабула поэмы проста: комиссар золотых приисков Рассветов сопровождает экспресс с драгоценным грузом. На пути поезда выставлены кордоны, на один из них готовится налёт банды Но-маха (перевёрнутая в слогах фамилия Махно). Время действия – зима 1921/22 года, место – Поволжье. В караульной будке комиссар по охране железнодорожных линий Чекистов и Замарашкин, сочувствующий советской власти. Комиссар не в настроении, он «вкушает» селёдку и говорит Замарашкину:
Замарашкин «утешает» начальника:
Прямо скажем: «утешение» слабое. И Чекистов взрывается: