Простоватый на вид Замарашкин с ходу отметает притязания комиссара на родство с Европой:
Но разоблачение Замарашкина не смутило Чекистова, а, наоборот, вызвало у него желание унизить смышлёного оппонента и всех подобных ему:
Дураки и звери! Не то спросили, не так жили. «Не зарапортовался ли поэт?» – подумают некоторые читатели, уже понявшие, что речь идёт о Троцком. На это автор намекает истинной фамилией Чекистова – Лейбман[59]
. Объявление Чекистова себя гражданином Веймара тоже указывает на Льва Давидовича: в этом городе он отсиживался почти все предреволюционные годы. И, наконец, тяга Чекистова к террору («Головы нужно давно под топор») – прямое указание на деяния Троцкого – массовые расстрелы в Красной армии и людоедские планы на «светлое» будущее: «Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Путём террора, кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния…»Этот троглодит, рвавшийся к единоличной власти, не брезговал ничем. Для обеспечения своего будущего владычества попытался прибрать к своим рукам финансовый центр страны – биржу на Ильинке. И этим пользовались её дельцы:
Тайны советских властителей хорошо охраняли кремлёвские стены, но кое-что всё же доходило до облагодетельствованного ими народа. Сейчас мы, конечно, знаем больше о «товарище» Троцком. Современный исследователь С. Кара-Мурза пишет о нём:
«Масон и агент австрийского правительства, предатель интересов России, награбивший после 1917 года астрономическую сумму денег на нужды своего семейства и революции, не гнушался никакими средствами для достижения цели. В своей книге „Их мораль и наша“ (1938) социально-классовый гуманист приравнивал большевиков к секте иезуитов и писал: „Так, даже в самом остром вопросе – убийство человека человеком – моральные абсолюты оказываются совершенно непригодны. Моральная оценка, вместе с политической, вытекает из внутренних потребностей борьбы“.
Философия гангстера с идеологией. В период революции и Гражданской войны наркомвоенмор воплощал эту философию по „высшей мере“».
Мог ли великий поэт любить и почитать (снимать штаны по одному лишь намёку «обожаемого») это исчадие ада? Поэма «Страна негодяев» даёт на это недвусмысленный ответ, а подтверждает его отказ Есенина принять помощь от Троцкого. Своими убеждениями он не торговал.
Кстати, несколько слов о негодяях. В поэме это комиссары Рассветов и Чарин. Первый из них говорит: