Несколько сотен персов все же выскочили на противоположный берег, и фланкеры, чтобы не быть изрубленными, отстреливаясь, начали отход. Мушкет был разряжен, и Тимоха, настегивая Чайку, спешил уйти из-под удара. Сзади, шагах в пятидесяти от него, с воинственными криками скакали враги. Пригнувшись к гриве лошади, он выхватил из ольстреди пистоль и, резко обернувшись, выстрелил. Ну, где же их полк?! Еще немного, и они вот так докатятся прямо до самого лагеря!
– Ура! – строй из пяти сотен собранных в две шеренги всадников выкатился из низины и, сверкая саблями, понесся, все ускоряясь, вперед.
«Атака! Атака! В карьер!» – гремели полковые трубы.
Фланкеры проскакали за атакующие шеренги и уже в тылу развернули коней. Расстроенные сотни персов не смогли сдержать удара регулярной русской кавалерии, потеряли часть всадников в сшибке и повернули коней назад. Так же, как буквально несколько минут до этого, они теперь перебирались под огнем драгун на противоположный, свой берег.
Успех русских войск был полным, на всех направлениях атаки неприятеля были отбиты с большим для него уроном. Вражеская конница начала выходить из боя, несмотря на все попытки Аббас-Мирзы навести порядок и продолжить сражение.
К вечеру казачьи дозоры доложили, что неприятельских войск впереди нет, и наутро русские колонны пошли в сторону Эривани.
Глава 7. Под Эриванью
Одиннадцать дней, с двадцатого по тридцатое июня одна тысяча восемьсот четвертого года, русский экспедиционный корпус двигался на юго-восток, отбиваясь от наскоков персидской конницы. Гончаров, да и все его товарищи давно уже потеряли счет времени. Темно-красные, загорелые и обветренные лица, закопченные мундиры и смертельно усталые глаза фланкеров выделяли их на фоне всех остальных драгунов. Четвертые взводы эскадронов были все время в деле, поддерживая пехоту огнем или предваряя атаку своей кавалерии. Двадцать второго июня русскими был взят монастырь Эчмиадзин. Двадцать пятого состоялся бой у аула Канакири, где персы потеряли около пяти сотен воинов. Князь Цицианов постепенно вытеснял неприятеля из Восточной Армении. Перед русскими были река Занг и единственное удобное в этих местах место для переправы.
Ранним утром тридцатого июня русские войска переправились через реку, промаршировали мимо Эривани и пошли через ущелье в юго-восточную сторону.
Аббас-Мирза решил дать новое, решительное сражение, задумав разгромить русских на переходе, для чего вывел все имеющиеся у него силы – двадцать тысяч пехоты и более восьми тысяч конницы. Но вследствие недостаточной организованности между подразделениями персы запоздали с выходом и были обнаружены загодя казачьим дозором.
Не смущенный докладом о подходе огромных масс неприятеля князь Цицианов приказал продолжать движение, перестроив порядок из походного в боевой.
Персидская конница выскочила на уже готовые к бою русские войска. Двадцать выставленных в первую линию русских полевых орудий открыли залповый огонь, буквально сметая своей картечью сгрудившихся в теснине всадников. Добавили огня и выставленные на горных уступах егеря.
Неприятель, понеся большие потери, начал отход, перешедший в паническое бегство, когда в бой была введена немногочисленная русская конница.
– Ур-ра! – ревели казаки и драгуны, преследуя персов.
Даже армянские и грузинские ополченцы шли в битву, переняв русский воинственный клич и искренне веря, что это именно он устрашает противника, а самим атакующим придает сил.
Персидская пехота, видя паническое бегство своей конницы, дрогнула и тоже обратилась вспять. Настигли ее уже при переправе через реку Арпачай, левый приток Аракса.
Никакого строя у драгун уже давно не было, каждый действовал самостоятельно. Тимофей перегнулся и хлестнул саблей по голове сарбаза (регулярного пехотинца Персидской империи). Чайка проскочила мимо падающего, а ее всадник уже рубанул клинком следующего перса. Вот и берег реки. По мелководью бежали к противоположному берегу толпы воинов шаха. На правом берегу метались их командиры, пытаясь выставить хоть какое-то подобие строя. Часть людей там была с длинноствольными ружьями, основная же масса была вооружена лишь копьями и луками.
Тимофей натянул поводья, остановив Чайку, выхватил из бушмата мушкет и, прицелившись, уложил одного из мечущихся перед строем вражеских командиров. Так же, как и он, вели сейчас огонь несколько десятков драгунов. Сотня казаков влетела с ходу в воду реки и уже там рубила отступающих. Десятки трупов несло быстрым течением вниз. На противоположном берегу хлопнуло несколько ружейных выстрелов, и густо полетели стрелы. Расстояние здесь было небольшое, и это древнее оружие причиняло вреда порой даже больше, чем огнестрельное. В берег возле Чайки воткнулась на излете одна, за ней следом вторая стрела, а возле Тимкиной головы просвистела пуля.
– Отходим! Трубач, сигнал! – скомандовал капитан Огнев, и под звуки трубы русская кавалерия начала оттягиваться назад.