Эскадрон, сабли наголо!

– Я просить ваша милость, господин! – жалобным голосом пролепетал пойманный. – Господин, не рубить меня! Я много знать. За меня живой вам русский князь большая награда даст!

– Смотри, какой он разумный, – хмыкнул Блохин, заталкивая шомполом пулю в ствол. – И по-нашему хорошо разумеет. Все, Тимох, я зарядился, – и щелкнул взводимым курком.

– Видать, жить шибко хочет, – криво усмехнулся Гончаров. – Может, ну его, Лень, чего с ним возиться – прирезать здесь прям, и дело с концом? – И, сделав голос построже, прикрикнул на пойманного.: – А ну говори быстро, куда и от кого шел?! Быстро говори, коли жизнь дорога, а не то секир-башка будет!

– Не надо резать! – взвыл тот. – Я все сказать. У меня тут письмо для хана от повелитель, от верховный шах, – и он полез за пазуху.

– Стой! – рявкнул Блохин и ударил его прикладом в плечо. – Не дергайся, тебе же сказали!

Пленный сжался в комок и упал на камни.

Гончаров присел рядом и своими руками залез за отворот халата.

– Точно бумага, – вытянул он скатанный в трубочку пергамент. Тимофей ощупал тело всхлипывающего пленника и вытащил у него из-за пояса два пистоля. – С этого уже стрелял, а вот этот еще, похоже, заряжен, – пробормотал он. – А ну-ка руки назад! Назад, я сказал! Сейчас вязать тебя буду!

Сверху по склону посыпались камни, и по крутой тропке спустился Сошников с Чановым.

– Чего тут у вас? – спросил унтер-офицер, подсвечивая берег зажженным трутом.

– Да вот, гляди, Ефим Силович, – кивнул Тимофей на связанного. – Похоже, что гонца от персов с письмом к Эриванскому хану мы поймали. – Грамотный, по-нашему хорошо говорит.

– Вона как! Интересно! – хмыкнул унтер. – Гонец, говоришь, для самого хана? Ну, тогда давайте, вытаскивайте его наверх, на дорогу. Прирезать бы его за нашего Наума, да воронам тут бросить. А вдруг он чего важного знает? Вставай, давай, сволота! – и, пнув носком сапога, сплюнул.

Через несколько минут пленного еще раз обыскали, посадили на лошадь Наума и накрепко привязали. Перед ним перекинули через луку и приторочили труп драгуна.

– А мы с Наумом, видать, далеко от вас оторвались, вот и встали ждать, – тараторил Данила. – А тут эти на дорогу вылезли. Наум их даже окрикивать не стал, сразу из мушкета выстрелил, а я вот замешкался, – повинился парень. – А те в ответ давай стрелять, ну и пуля прямо Науму в голову. А я потом вслед им из мушкета бахнул, а они вниз бежать. Тут уж и вы подоспели. Ну как же я так? Вот если бы я тоже прямо сразу, как и он, выстрелил…

– Ладно, не вини ты себя, – проговорил негромко Силович. – Война, парень. В ней всякое бывает. Эх, Наум, Наум, – погладил он тело товарища. – Вот как чувствовал ведь, не спешил выезжать с этой подковой. Меня еще спросил, дескать, может, лучше нам утром пойти. Эх, знал бы я, что вот так вот оно все… – и в сердцах махнул рукой.

Четырнадцатого июля генерал от инфантерии князь Цицианов приказал своим войскам готовиться к битве. По полученным им сведениям, на крепость шла сорокатысячная персидская армия под командой самого шаха Фетх-Али. Атаку персов должен был поддержать и многочисленный гарнизон Эриванской крепости. По замыслу неприятеля, Махмуд-хан должен был атаковать русских ночью пятнадцатого июля одновременно со своим господином. Сдвоенного удара таких огромных сил, по их мнению, они бы ни за что не выдержали.

– Скоро цены на рабов на невольничьих рынках пойдут резко вниз! – смеялся шах, посылая свои войска в бой. – Идите и принесите мне голову этого обрусевшего грузинского князя!

Вдруг с северной стороны ударили громовые раскаты, и ядра начали крушить толпы сарбазов, выстраивающихся для атаки. Под мерный бой барабанов в бой пошли колонны русской пехоты. Генерал Цицианов не стал ждать удара противника, а атаковал его сам. В этот день проявились все лучшие качества, присущие русскому воинству. По приказу князя три тысячи солдат перешли реку Занг вброд и одним решительным штыковым ударом погнали выстроившееся войско Махмуд-хана обратно в крепость.

Спешенный драгунский полк шел в единой колонне с пехотинцами. Под барабанный бой Тимоха шагал в шеренге с прищелкнутым на мушкет штыком.

Только барабанный бой и мерная поступь плотных солдатских рядов. Блеск штыков и тишина. Русские надвигались молча, без единой команды и без единого крика. И это мрачное молчание страшило ханских солдат еще больше, чем атакующий клич. Из вопящей подавшейся назад толпы татар раздалась россыпь ружейных выстрелов. Несколько русских солдат упало наземь, но их место тут же заняли другие.

Гончаров перебежал в образовавшуюся в шеренге прореху и крепче сжал руками цевье.

– На! – резкий бросок мушкета вперед – и штык вошел эриванцу в грудь. Рывок на себя – и красный клинок вырвался из обмякшего разом тела. Шаг, еще шаг, еще один, и снова удар штыком прямо в горло противнику.