Эскадрон, сабли наголо!

– Спасибо, Ленька! – крикнул он, пятясь назад. – Видишь, как пистоль пригодился?!

– Ура-а! – сзади подбежало две роты тифлисских пехотинцев, и откинули неприятеля.

– В сторону! Орудия на прямой наводке! – крикнул подскакавший на жеребце генерал Портнягин. – К обочине все!

– К обочине! В сторону! – загомонили пехотные и драгунские офицеры.

Три пушки выкатились дюжими канонирами и замерли, повернув стволы в сторону персов. Заглушая все звуки боя, рявкнуло одно, второе, третье орудие. Свинцовые шарики картечи с воем и свистом унеслись вперед, убивая и калеча людей.

– Гончаров, Блохин, хватайте Ильюху, – крикнул замершим у скального склона драгунам Сошников. – Остолбенели, что ли, балбесы?! Несите к коноводам раненого, там его перевяжут, а то он совсем сейчас кровью изойдет. Заодно и патроны себе заберете. Бегом! Бегом! Ружье его не забудьте!

Друзья стряхнули с себя оторопь и подхватили стонущего товарища. На серых рейтузах Ильи выступило большое кровавое пятно, а под ногой уже натекла приличных размеров лужица. Тимофей перекинул ружье за спину, и они с Ленькой подхватили Ильюху под руки.

– Дорогу, братцы! Раненый у нас! – крикнул Блохин.

Боком у самого края дороги протиснулись они мимо пушек. А те все били и били в цель, перейдя на дальнюю, более крупную картечь.

Медленно, шаг за шагом, отбиваясь и отстреливаясь на всем протяжении своего двадцативерстного пути от наседающих, огромных масс неприятеля, шло русское каре в свой лагерь. Четырнадцать с половиной часов непрекращающегося яростного боя!

Отступление велось в таком порядке, что ни одного трофея не досталось персам. Даже тела убитых были вынесены в свой лагерь. Донося об этом деле императору Александру Первому, князь Цицианов в рапорте от двадцать седьмого июля одна тысяча восемьсот четвертого года писал: «Город Эривань стрелял викторию уже, получа известие от Баба-хана, что он всех русских живых возьмет, но изумлен был потом, видя каре в целости возвратившимся».

Глава 9. Мы еще вернемся!

Шах, не рискуя вступать в сражение со всем русским корпусом, отошел от Эривани к реке Гарни-чай, и осада крепости была продолжена. Большие массы персидской конницы смогли обойти русские войска, и теперь даже защищенные конвоем колонны снабжения не имели возможности пробиться к Эривани. Порцион еще более уменьшили, наступала реальная угроза голода. Никаких перспектив по улучшению ситуации для осадного корпуса не предвиделось. Из-за проблем с питанием солдаты слабели и стали чаще болеть. Чтобы хоть как-то уменьшить расход провианта, Цицианов повелел грузинскому ополчению отправляться обратно в Тифлис. Оно и так уже тяготилось своим положением и роптало, поэтому смысла держать его под стенами крепости более не было. На переходе ополченцы проявили полную беспечность. Пройдя тридцать верст к северу от Эривани, они расположились на ночной отдых, даже не выставив боевого охранения. Их застал врасплох мятежный царевич Александр Багратиони с отрядом персов. Сто пятьдесят человек вместе с генерал-майором Иваном Обрелиани попали неприятелю в плен безо всякого сопротивления. Их отконвоировали в Тавриз и бросили там в тюрьму. Царевич Александр вместе со своими сторонниками и шестью тысячами персидской конницы полностью перекрыл пути снабжения русскому корпусу со стороны Грузии. Персы грабили и разоряли армянские селения, совершали набеги на уже Российскую территорию новой, Кавказской губернии. Неспокойно было и на Военно-Грузинской дороге, где участились нападения горцев.

Князь Цицианов, видя бедственное положение своих войск, не желал снимать осаду, ему, принимавшему в свое время участие в победоносных походах Суворова, претило даже само слово «отступление».

– Персы уже научены сталью наших штыков и боятся подходить к нам ближе, даже имея такую огромную армию. Нужно еще немного подождать, и Махмуд-хан сам сдаст нам крепость, – заявлял он на очередном военном совете. – Нужно потерпеть, господа. Иначе все наши жертвы и труды в этом походе окажутся напрасны. Для деблокирования наших путей снабжения, перерезанных мелкими шайками, и прохода большого обоза завтра же в сторону Тифлиса выходит отряд во главе с майором Монтрезором.

Четырнадцатого августа четыре офицера Тифлисского мушкетерского полка, сто восемь пехотинцев, один бомбардир при легком орудии и одиннадцать армянских добровольцев выступили по дороге на север – в направлении реки Памбак. Во главе отряда находился майор Иосиф Антонович Монтрезор, чья фамилия восходила к французскому аристократу Клавдию де Бурдейль, графу де Монтрезор. Потомки графа за столетие перед описываемыми событиями перебрались в пределы Российской империи и дали новой Родине множество профессиональных военных, одному из которых и доведется обессмертить свою фамилию.