Начальство осталось довольно увиденным и соблаговолило убыть для ведения переговоров во дворец бывшего гянджинского повелителя. Ибрагим-хан, помнящий смерть бывшего владельца Гянджи Джавад-хана, попросил русскую сторону перенести их в то место, которое бы не напоминало о недавнем сражении за крепость и о большом кровопролитии. Цицианов согласился с его просьбой и для продолжения переговоров выбрал живописный берег реки Кюрекчай, где и разбили стоянку со всеми удобствами. Вскоре у реки был заключен так называемый Кюрекчайский договор, подтвердивший переход Карабахского ханства в подданство Российской империи. Через несколько дней после его подписания на юг, в сторону Шуши, уходила большая колонна. Это возвращался к себе российский подданный Ибрагим-хан со своими телохранителями. С ним же шел первый батальон Семнадцатого егерского полка под командованием подполковника Лисаневича Дмитрия Тихоновича, и катилось три полевых орудия.
Переход карабахского ханства к России имел стратегическое значение. Столица его, сильная и большая крепость Шуша, располагалась всего лишь в восьмидесяти верстах от персидской границы, проходящей по реке Аракс. Это позволяло при сосредоточении в Карабахе значительных русских сил использовать эти земли как плацдарм для ведения военных действий уже в самой Персии. Проблема была лишь в том, что значительными силами в Закавказье Россия до сих пор не располагала. Все они, а это всего лишь около восьми тысяч штыков, были «размазаны», раскиданы по огромной территории, занимая лишь ключевые точки. Коммуникации же в наместничестве были отвратительными и крайне затрудняли маневр имеющимися силами. Империя же не могла послать за Кавказ ни один лишний батальон, батальоны нужны были в Европе. Там сейчас начинались долгие и кровопролитные Наполеоновские войны.
Князь Цицианов опередил своего главного противника буквально на месяц. Разведка докладывала его светлости: персы собрали огромную пятидесятитысячную «армию вторжения». На смотре в Тебризе воины шаха поклялись «выгнать из Грузии, вырезать и истребить всех русских до последнего человека. Тифлис же познает ужас кровавого нашествия одна тысяча семьсот девяносто пятого года». Опять вставал вопрос: по какому пути двинут свои силы Фетх Али-шах и его сын? Как в прошлом году, через Эриванское или теперь уже через Карабахское ханство?
Сквозь утреннюю сладкую дрему до ушей спящих в доме кавалеристов долетел сигнал трубы, а чуть позже ударила барабанная дробь. Люди зашевелились. Закряхтел Силович, откашлялся простывший Чанов Иван, потянулся Блохин.
– Какие ночи-то нынче короткие, – проворчал со своего топчана Федот. – Вроде вот только-только голову приложил, а уже вставать.
– Так июньские же, – широко зевнув, промычал Малаев. – Короткие, как воробьиный прискок, от того их воробьиными и кличут.
– Гераська, вставай! – Сошников достал из-под своей лавки суконку и запулил ее в спящего. – Вставай, зараза! На тебе нонче весь артельный порцион! Смотри, ежели протянешь с готовкой, то мы тебя самого без ужина оставим.
– Да встаю я уже, встаю, – проворчал тот, откидывая в сторону тряпку. – Вот ведь на самом интересном месте оборвали, такой сон, такой сон мне приснился, – и, откинув с себя шинель, поднялся.
Вскоре хлопнула уличная дверь, а чуть позже во дворе раздалось тюканье топорика.
Отделение неспешно натягивало мундиры и сапоги, нацепляло амуницию и оглядывало оружие. Приходилось заплетать косицы и навязывать на них небольшие форменные черные бантики. Гарнизонная жизнь обязывала к аккуратности. Хотя и давно шли разговоры об их скорой отмене, как тех же буклей, но указа пока еще не было, и на приведение прически в порядок приходилось тратить время.
– Ну что, братцы, пошли коней обихаживать? – предложил артельным Силович. – Во, слышите, эскадронная труба уже сигнал дала. Быстрее дело сделаем, больше времени для перекуса останется, а там, глядишь, и утреннюю поверку уже сыграют.
Первым делом нужно было напоить лошадей, и драгуны направились к эскадронным конюшням.
– Давай сюда, кобылу пока чисть, а мне все равно за водой шлепать! – Тимоха выхватил кожаное ведро у заходящегося в кашле Чанова и пошел в сторону колодца.
Тут уже стояли пятеро драгун из его взвода и еще с дюжину из других. Все спешили поскорее сделать обязательное для каждого кавалериста дело. Один из стоящих крутил ворот, двое подхватывали большую обтянутую медными полосами бадью и разливали из нее воду в кожаные ведра.
– Не толкайся, чего прешь?! – крупный кудрявый парень отпихнул локтем Гончарова.
– Эй, аккуратней, не на торгу в толпе! – крикнул Тимоха. – Еще лягаться тут начни!
– Надо будет, и начну! – буркнул тот. – Прется тут, понимаешь, да еще с двумя ведрами. Здеся кажный себе по одному наливает! Чего у тебя кобыла, что ли, царская?