Тимофей отбил очередной удар сабли перса, проткнул его штыком и еле увернулся от нового противника. Мушкет, руки по локоть, сапоги, рейтузы, даже мундир – все было залито липкой кровью. Силы были уже на исходе. Вот сбоку, из-за машущего саблей персидского воина, вывернулся худой в белой чалме и в расшитом богатом халате и выстрелил из пистоля. Стоящий рядом Малаев вскрикнул и выронил мушкет. Тимоха машинально, не задумываясь, выхватил пистоль из кобуры и разрядил его в стрелявшего.
– Отходи, Савелий! Вовнутрь каре пяться! – крикнул он, заслоняя Малаева.
Забрызганные кровью пушки поглотила толпа персов, еще немного, и они их укатят к себе.
– Братцы, пушки! Персы пушки забрали! – заорал, как оглашенный, невысокий егерь. – За них же Гаврила с ребятками жизнь отдали!
Этот дикий, какой-то истеричный крик, словно ток, прошел по сотне сражающихся егерей и драгун. Каждый из них помнил, какой ценой здесь оказались эти три орудия.
– Пушки! Пушки! Наши пушки! – заорал стоящий плечом к плечу с Гончаровым егерь.
– Пушки! Пушки! – подхватил Блохин Ленька, а за ним и Тимофей.
– Пу-ушки! – ревела сотня голосов. Каре остановилось и, качнувшись, ринулось вперед, сметая на своем пути всех.
Произошло чудо: тысячи персов обратились в бегство от этой обезумевшей сотни! Пушки отбили, их выкатили на прямую наводку прямо напротив крепостных ворот и развалили с третьего выстрела, а затем сотня закопченных окровавленных неистовых русских ворвалась в крепость. Ошалевший от ужаса гарнизон был переколот за несколько минут, персы прыгали со стен, даже не пытаясь оказать сопротивления.
Прочь от этого ужаса! Это были не люди – люди не могут так сражаться!
– Тимох, пошли, Кравцов тебя кличет, там это, там Осип наш доходит, – черный, как негр, Ленька потянул Гончарова за руку.
Тимофей засыпал в бумагу порох и закрутил самый верх.
– Все, это десятый, – тихо произнес он и положил его в лядунку. – Больше нет, потом только штыком колоть.
– Пошли, пошли, Тимох, – поторопил друга Ленька. – Можем не успеть, у него уже кровь горлом идет.
Возле каменного крепостного строения стояло шесть драгун во главе с поручиком. Все, что осталось, от более чем двух десятков.
– Прощайтесь, – глухо проговорил Кравцов. – Он ведь с вашей артели.
– С нашей, – прошептал Тимофей, присаживаясь на коленях перед товарищем.
Осип дышал хрипло с каким-то бульканьем. Из уголка рта бежала вниз тоненькая струйка крови. Закопченное пороховым дымом лицо отливало синевой.
– Ле-еня, – еле слышно со стоном прошептал он, скосив глаза на подошедших. – Глаз, глаз верный, возьми, – выдохнул он, захрипев. – Береги, не подведет, – и, судорожно схватив руку Блохина, прижал ее к лежащему у него на груди штуцеру.
Спина умирающего изогнулась, он застонал и потом разом обмяк.
– Все, отошел, – прошептал Кравцов и стянул с головы каску. Вслед за ним и все драгуны обнажили головы.
Крепость Мухрат держалась против персов еще неделю. Неприятель предпринял два штурма, но в нем что-то словно бы подломилось. В ближний бой он не шел. Кричали издалека знающие русский, безбожно коверкая при этом слова и призывая сдаться на милость шаха. В них уже никто не стрелял, патронов практически уже не осталось. На пятый день в паре сотен шагов от крепости из-за большого камня вылез человек в зеленой егерской форме и в чалме на голове и начал призывать гарнизон к сдаче.
– Сдавайтесь, ребята, а то вас всех здесь убьем!
– Наш, наш это, Андрейка с третьей роты, – загомонили егеря на крепостных стенах. – Ну точно наш, он еще с поручиком Лисенко за фуражом ушел. Вот ведь, зараза, убить обещает!
Щелкнул одиночный выстрел, и крикун упал, сраженный у своего камня.
Коньков медленно, с толком перезаряжал штуцер последней пулей.
– Молодец, Ванька, так ему, гаду! – прокричали стрелку похвалу егеря. – Сколько наших уже порубили, чего, простим мы им, что ли?! Значит, и он такой, коль к врагу переметнулся и грозит! Не наш он человек! Для продажной псины и кол из осины!
Четырнадцатого июля основная часть персидской армии снялась с разбитого у крепости лагеря и скорым маршем ушла на север. Возле Мухрата оставался отряд в пару тысяч воинов. На следующий день, к вечеру, осаждающие крепость заволновались и начали седлать коней. Вскоре на проходящей в версте дороге показались спешащие к югу полчища.
– Бегут персы, – кивнул на поток неприятельских войск Карягин. – Эх, ядер даже не осталось, чтобы отсалютовать.
– Ничего, Павел Михайлович, похоже, их сиятельство и так им уже хороший салют устроил, – усмехнулся стоящий рядом Котляревский. – Во-он ведь как прытко бегут, без знамен, без привычной своей музыки. Не так, как вчера на север уходили!
Шестнадцатого июля войска князя Цицианова, разбившие перед этим персов, соединились с остатками отряда полковника Карягина. Двадцатишестидневный беспримерный по своей дерзости и отчаянной храбрости рейд русских закончился. Что там триста спартанцев, когда у России были, есть и будут такие вот Карягины и такие солдаты?!
Глава 6. Веди нас, Павел Михайлович!