Эскадрон, сабли наголо!

Пройдя еще немного, драгуны оказались в длинной полутемной комнате со сводчатыми выложенными из отесанного камня стенами.

На широких дощатых застеленных такими же матрасами, что сейчас были в руках, топчанах, лежало более дюжины людей.

– Малайка, здорова! Привет, Савелий! – Посетители обступили бледного осунувшегося молодого мужчину. – Ну как ты тут? А мы вот гостинцы тебе принесли!

Савелий улыбнулся и приподнялся со своего ложа. Спавшее с него грубое темное одеяло открыло одетое в исподнее тело и обмотанную холстиной культю.

– Ребята! – пробормотал калека, и по его щеке покатилась слезинка. – А я уж думал, что не увижу вас более! Думал, вот завтра на рассвете укатим к Тифлису с обозом, и тогда все. Вона, все мы тут калеки его дожидаемся, – окинул он здоровой левой рукой комнату. – Кто без ноги здесь, кто без рук, а кто и вовсе даже глаз лишился. Отслужили мы свое, братцы, теперяча не знаю даже, в какой богадельне окажемся.

– Да ладно ты, не кручинься, друг! – попробовал успокоить калеку Гончаров. – Какая еще там богадельня! Я же тебе еще месяц назад говорил, пенсион от государя таким, как ты, пожизненный положен, в треть солдатского оклада. Будешь в какой-нибудь из инвалидных команд за порядком на улицах надзирать. Сейчас в каждом уездном городке по десятку будочников в штатах управы состоит. Мне про это наш господин квартирмейстер все подробнейшим образом изложил. Да я и сам с такими вот в Стерлитамаке лично сталкивался. Серьезные служаки, я тебе, Савелий, скажу, с алебардой, при погонах на мундире. Один дядька меня на раз-два скрутил. Вот тебе и инвалид!

– Сейчас отставных солдат власть шибко ценит, – подтвердил слова товарища Антип. – Потому как они государю служили, а значится, верные и воинский порядок знают. А у тебя еще и медалия на красном банте имеется. Вот наденешь ее на свой мундир, и сразу будет видно, что это заслуженный солдат перед тобой, который Гянджу брал и Кавказ к покорности государю амператору склонил. Новое начальство еще и ценить будет.

– Эх, унтера не успел я выслужить, – проговорил со вздохом Савелий. – А ведь, признаться, так хотелось, братцы. С унтерским галуном оно бы сподручнее на новом бы месте мне было.

– Ну все-е, ежели наш Малаев про унтерство заговорил, значится, в себя он приходит, – рассмеявшись, произнес Чанов. – Подожди вот, ты там еще и инвалидами командовать будешь, главное – это в уныние не впадай!

– Да нет, оправился уже, – грустно улыбнулся калека. – По первой оно, конечно, очень тяжко мне, братцы, было, все ведь разом рухнуло. Зачем жить далее таким? Для чего? А потом потихоньку, помаленьку как-то вот выправился, успокоился. Да ведь и не один я калека, вона, сколько таких же ребяток рядом лежит, – кивнул он на топчаны с увечными. – У многих еще хуже даже, чем у меня. Жаль вот только, правой руки я лишился, левой бы оно, конечно, лучше было. Как же вот теперь под козырек-то мне брать?

– Да ладно тебе, «под козырек»! – отмахнулся Чанов. – Во фрунт, по стойке смирно будешь вставать. Ничего, Савелий, пообвыкнешь. А это тебе тут гостинцы, – и положил на топчан узелок.

– Чтобы в дороге веселее было, – подмигнул Герасим и сунул под сенник кувшин.

– Ребята, да не надо было, спасибо, – пробормотал Малаев. – Век вас не забуду. Сколько ведь вместе…

С коридорного прохода в комнату заглянул немолодой уже мужичок в застиранном мундире и замахал руками:

– Обход уже! Договаривались на чуток, а сами тут сколько торчите?! Всех ведь под монастырь подведете, ироды!

– Идем уже, идем мы, дядька Матвей! – воскликнул Антип. – Все, братцы, бегом во двор, сейчас дохтур с лекарями по палатам ходить будет!

– Ладно, прощевай, Савелий! – Драгуны обнялись с Малаевым и вслед за Захаром с Антипом проскользнули во двор. Таким же макаром, как и до этого, они перескочили через забор и зашагали по улице.

– Эх, жаль Савелия, не уберегся, – покачав головой, проговорил Чанов. – Сейчас бы, как и Тимоха с Ленькой, Аннинский знак бы в петлицу надел. Вот это я понимаю, награда так награда, не снимая, велено ее все время носить. Чего там, Захар, слышно, нет ли, про наградные?

– Так они только тем, кто в Карягинском походе, кто на Карабахе были, положены, а вот всем остальным нет, – ответил Морозов. – Тоже, небось, к самому Рождеству с денежной выплатой, с окладом, Аннинские медали сюда придут. А чего ты хочешь? Тут завсегда так! Сам головой подумай, где эта столица, а где Кавказ? Понимать надо!

– Ну да, далеко, – почесал затылок Ваня. – Вот ведь подвезло вам, – толкнул он локтем Гончарова, – и деньгами большими, и медалией наделят. И как это меня сподобило с горячкой перед самым выходом свалиться?

– Дурак ты, Ванька, хоть и служишь больше моего, – резко бросил Тимофей. – Ну его, такое везение, половину наших драгун похоронили на этом выходе, а кто вон, как Малаев, калекой стал. Мы и сами уж с Ленькой не чаяли обратно вернуться. Повезло! – и он сплюнул на дорогу.

– Тихо вы, кажись, патруль! – приглушенно прикрикнул идущий впереди Захар.