Полтора десятка драгун осторожно шли по тропе, водя стволами ружей по сторонам. Каждую секунду Тимофей ожидал выстрела из-за какого-нибудь камня. Но вокруг было тихо: как видно, потеряв людей, горцы отступили от русской переправы подальше. Ленька с тремя драгунами осматривал трупы, а все остальные в это время их караулили.
– Все, Силович, можно идти! – наконец крикнул он. – Сейчас только два карамультука разобью, совсем старые они. И как только они из них стреляют?
Он с размаху треснул о камни древние ружья, погнул их стволы и, размахнувшись, выбросил в реку.
– Вашбродь, ваш кинжал, – Блохин подал широкий ремень с ножнами взводному. – И сабелька неплохая тут же была, – протянул он эфесом вперед кривой клинок. – Серебряная насечка даже на ней. А все остальное совсем бедное. Вот только наш пистоль добрый нашли, мушкетерскую фузею старенькую и вот совсем свежую с виду и с какими-то письменами нерусскими.
– Английская работа, ваше благородие, – кивнул на ружье Гончаров. – «Георг Третий» на казеннике выбито и еще год одна тысяча восемьсот первый. Видать, совсем недавно наши новые союзнички бакинцам ружья подкинули.
– Во как! – покачал головой Копорский. – Мы, значит, против Наполеона в Европе за бриттов кровь проливаем, чтобы к ним на остров французы не перешагнули, а они персам и горцам оружие дают!
По речному броду в это время прокатилась последняя пушка и потянулся обоз. За ним прошел заслон из мушкетерского батальона и казачьей полусотни, и у реки снова стало тихо. Только фыркали стреноженные драгунские кони да тюкал топориком Чанов Иван, срубая на склоне сухое кривое деревце.
– Если до ночи их светлость не дождемся, придется прямо тут, вашбродие, нам оборону строить, – проговорил озабоченно Сошников. – Дров совсем мало для обогрева, котлов и вовсе даже нет, чтобы горячее сготовить, а еще и ворога можно ночью ждать. Будь я бы на месте горцев, так непременно бы на отставший отряд в самой темноте наскочил. Для них-то эти места свои, они все подходы к реке вокруг знают. Худо может быть.
– Приказ был – ждать конвой князя, – проговорил Копорский, вглядываясь вдаль. – Значит, будем стоять здесь сколько нужно.
– Так точно, ваше благородие, – кивнул с готовностью Сошников. – Я же и говорю, ночью ежели тут будем стоять, так к обороне надобно будет заранее изготовиться. Костры для обогрева заложить, факелы, чтобы подступы подсветить. На все это дерево нужно, а его у переправы совсем мало. Вон там, на том берегу, несколько деревьев стоит. Разрешите их свалить и на поленья порубить, а потом на лошадях связками сюда переправить?
– Разрешаю, – кивнул Копорский. – Только десяток, не больше людей с оборонительной позиции снимайте, всем остальным с ружьями наизготовку стоять!
Ночевать у переправы не пришлось: только свалили пару деревьев и начали обрубать их на поленья, как вдали, с западной стороны дороги, показался большой конный отряд. Изготовившиеся к бою драгуны отложили мушкеты в сторону, к переправе первыми подскакал казачий десяток.
– Проходите, станичники, спокойно тут! – крикнул им Чанов. – А мы уж вас и не ждали сегодня!
– Господа не изволили долго лежать, повелели поскорее за войском двигать, – солидно пробасил проезжающий через реку урядник. – А вы чего, никак тут зимовать собрались? Вона, деревья уже валите, избу, что ли, ставить хотели?
– Ага, острог строить, – хохотнул Федот. – Говорят, казаков в гарнизон поставят.
– Ну-ну, стройте, – хмыкнул тот. – Только у нас конвойная сотня, нам велено при князе быть. Но, пошла! – хлопнул он по лошадиному крупу ладонью, и вслед за ним ускакал весь передовой десяток.
К реке подходила колонна во главе с Кавказским наместником. Князь был хмур и темен лицом. Было видно, что это путешествие дается ему тяжело. Он взглянул мельком на застывшие фигурки драгун и, не говоря ни слова, пришпорил коня. В самый конец его отряда пристроился и взвод Копорского.
Тридцатого января одна тысяча восемьсот шестого года двухтысячный русский отряд при десяти пушках подошел к Баку. С моря крепость заблокировала Каспийская флотилия и высадила десант. Бакинскому хану было предложено решить все мирным путем, от него требовалось, сохраняя ханский титул, перейти в российское подданство и разместить в городе русский гарнизон в тысячу человек. Вдобавок предлагалось годовое денежное содержание в десять тысяч рублей и генеральский чин. Хан Хусейн-Кули запросил неделю для раздумий и заперся в крепости.