Есть!

– …Других вариантов ты, конечно, не нашёл, – ругала потом сына Мара Михайловна, как продюсеры ругают исписавшихся сценаристов. – Что, у нас в городе нет других девушек? Ох, – вспомнила она, – ты ведь говорил, что жениться хочешь. Это на ней?!

Напрасно Андрей убеждал маму, что Валерия – любовь всей его жизни. Мара заявила, что ни ноги её, ни руки, ни, соответственно, кошелька на свадьбе не будет.

– Не будет – и не надо, – смирился сын, и больше они на эту тему не говорили. Потом Маре, конечно же, стало совестно, и, вызнав у Кирилла, когда и где свершится безобразие, она явилась на свадьбу незваной гостьей.

Молодых ждали в накрытом для банкета зале, и нарядная Мара, пройдя мимо Кирилла с женой, попыталась усесться рядом с симпатичным молодым человеком, которого портил разве что несвежий запах изо рта.

– Ой, – по-девичьи взволновался юноша, – вы здесь, пожалуйста, не садитесь. Здесь сядем мы – молодёжь!

Розы, которые Мара сжимала в руках, упали вниз одна за другой – как будто она не роняла их, а бросала – на сцену или могилу. Юнец тем временем рассаживал за столом молодёжь, а в зал уже спешили новобрачные. Невестка даже не попыталась скрыть свои кости при помощи пышного платья, а предпочла ему блестящий футляр короткого костюма. На сгибах рук отчётливо синели кавычки вен. Андрей был счастлив, розы валялись под столом, и, если мама плачет на свадьбе сына, это вполне естественно, нихьт вар?..

Немецкие слова, слышанные в детстве от старенькой омы, всё чаще возвращались к Маре, как будто готовили её к какой-то важной встрече. Мара отмахивалась от немецких слов, как от комаров, прохаживаясь по любимому, до миллиметра продуманному залу «Сириуса». В рыбном отделе продавщица посыпа́ла форель ледовой крошкой – в её движениях была упоительная сосредоточенность дворника. Толстые цыганки с высокими, как торты, причёсками кидали в корзины всё самое лучшее и дорогое: итальянские конфеты, икру, осетров – цыганок провожали взглядами простые соотечественники, а Мара отводила глаза. Ей часто хотелось указать цыганкам на дверь, но, увы, она была не страстным борцом за правду жизни, а всего лишь рядовым солдатом бизнеса.

Мара свернула к новому отделу. Кошерные продукты, с которыми столько возни и проблем, а что-то не похоже, чтобы их охотно покупали… У полок с беспомощным видом стоит высокий пожилой господин в очках и держит в руках баночку с намоленным компотом.

– Помочь вам? – заискрилась улыбкой Мара. Рядом, как назло, ни одной продавщицы – вот бездельницы! Попадись они ей! Ага, одна как раз выруливает из-за угла. Мара скосила близорукие глаза – на халатике бэйдж: «Ирина Васильевна». Господи, еще сопли не высохли, а туда же – Васильевна!

– Мнье нужно мет, – сказал господин в очках и улыбнулся заграничной улыбкой.

– Васильевна, ты где ходишь? – напустилась Мара на продавщицу, от страха ставшую зелёной как патина. – Почему не помогаешь покупателю?

– Я помогаю! – заспорила Васильевна. – Мы с ним уже полчаса бьёмся! Мет ему нужен, а где я ему здесь такое возьму?

Мара тряхнула плечом и отобрала у господина баночку с компотом. Это явно не «мет», что бы ни имелось в виду.

– Майн готт, – привычно пробормотала Мара, и очки господина счастливо вспыхнули.

– Шпрехен зи дойч? О, вундербар!

И выдал длинную тираду на немецком, которую Мара с перепугу приняла за строки известной песни про «дойчен зольдатен». На самом деле господин вовсе даже не пытался цитировать песню, а представлялся (Фридхельм Вальтер, аус Франкфурт) и делился своей бедой. Беда была невелика: подозрительный «мет», который срочно потребовался жене Фридхельма (Анке Вальтер, аус Франкфурт аух), оказался самым обычным «мёдом», просто составители русско-немецкого разговорника Вальтеров, следуя модным тенденциям в орфографии, исключили из обихода букву «ё». Бог им судья.

Счастливая Васильевна отбуксировала Фридхельма вместе с его полупустой (это вам не цыганские осетры!) корзинкой к стойке с мёдом, где его продавали и жидким, и густым, и в сотах. Через пять минут благодарный Фридхельм нагнал Мару и вручил ей свою красивую визитку с готическими буквами и кренделями, а через неделю Мара ужинала у Вальтеров, которым один крупный завод снимал квартиру в небезопасном районе, но зато в чистом и новом доме.

Кирилл пойти в немецкие гости не захотел – он был в последнее время немного странный, но Мара, привыкшая к нему, как привыкают к удобной мебели, не обращала на это внимания. А что такого? Вы разве обращаете внимание на то, в каком настроении пребывает ваше любимое кресло?..