Есть!

Немцы приняли её запросто, но душевно. Кормили необычно и вкусно. В начале Анке подала всего один салат: свеженькие листья корна, авокадо, черри-томаты и заправка с маком. Потом был тыквенный суп-пюре с самой чуточкой карри – сверху вся эта оранжевая красота была посыпана обжаренными тыквенными же семечками. Мара выхлебала мисочку с супом, как голодная дворняжка, и одобрительно облизнулась. Анке уже несла на стол свинину с бананами, тушённую в нежных сливках, потом было тархуновое желе, кофе с ликёрами и пресловутый «мет». Мара отдыхала за немецким столом всем своим существом. Забытый язык подставлял ей, как ступеньки под ноги, темы для разговора – и вскоре всем троим казалось, что они знакомы целую жизнь. Да и в прошлой жизни (если допустить, что она существует), скорее всего, тоже общались.

Фридхельм проводил Мару до машины, Анке душевно махала ей с балкона рукой. Специально обученный ангел скрупулёзно отвесил на самых точных в мире весах небольшую меру радости пролонгированного действия: ему нужно было подготовить гражданку Винтер Мару Михайловну к безрадостной полосе новых испытаний с препятствиями. Полоса была несомненно чёрного цвета.

Открыли сезон неудач дорогие дети: Витька сбежал из города к давно позабытому папе Алексею, который теперь бренчал на гитаре несколько раз в год, а в основное время жизни терзался ненавистной работой и многодетным браком. Жил Алексей где-то в области, Мара не помнила названия – что-то на «Красно…», Краснопетровск? Красноводкинск? Краснокитайск? Вскоре после Витькиного побега от Алексея пришло подробное – и невероятно старомодное! – письмо: он не возражал приютить блудного сына, но хотел бы попросить у дорогой Томочки немного денег на пропитание. Мара выслала деньги и перевела дух в ожидании следующего удара.

Его нанесли молодожёны: Андрей и очкастая смерть Лерочка. Они ждали ребёнка, каковой самим фактом своего рождения должен был нанести и так уже павшей духом Маре последний удар: представляете себе бодрую и свежую Томириду бабушкой? Кирилл отреагировал на сообщение куда менее бурно, он в последнее время вообще всё чаще отсутствовал; Мара часто хваталась рукой за пустой воздух и говорила с тишиной.

В один такой тихий вечер Маре позвонила законная супруга Кирилла и одновременно с этим её собственная сватья. Мара решила, что разговор пойдёт про общих детей и – бр-р-р-р! – растущего в тощем Лерочкином чреве младенца, но сватья бурно зарыдала сразу же после того, как Мара сказала: «алло».

– Алло, алло! – кричала Мара в трубку, с перепугу забыв, как зовут эту её во всех смыслах странную родственницу. Кажется, Аля? Или Валя?

– Это Валя, – подтвердила догадку сватья, и тут же пошла на второй круг рыданий, как будто бы назвать себя по имени означало признаться в страшном грехе.

– Валя, хорош реветь, – разозлилась Мара, – у меня в ушах гудит. Что случилось?

Она ожидала жалоб на Андрея, плохих новостей про Лерочкино пузо, разборок с ней, Марой, – но всё было мимо, а то, что понеслось из трубки, её по-настоящему удивило.

У Кирилла, как выяснила Валя, завелась любовница. Это слово – «завелась» – Маре особенно понравилось. Завелась, как мышь или вошь, – от грязи и общей неухоженности… Что ж, грязь тут, может, и ни при чём, а вот ухода за Кириллом в последнее время и вправду не было: жена увлеклась новой ролью тёщи, Мара считала морщины и заводила странные-иностранные знакомства, одновременно с этим управляя «Сириусом», что тоже дорогого стоит.

Валя располагала подробностями. Девушка совсем молодая, без мужа и детей, зато с претензиями. Села она на Кирилла прочно, он спонсирует какие-то её дикие проекты и безумно дорогие поездки – например, сейчас она уехала в Италию на целый месяц. Якобы учиться, хотя лично она, Валя, подозревает, что учёба тут ни при чём. Да, и ещё – это важно! – девица каким-то образом связана с ресторанами и телевидением.

– Я всё узнаю и перезвоню. Разберёмся, что за птица, – сказала Мара, записывая под диктовку имя нахалки и чувствуя, как в ней поднимаются злые волны – от пяток к голове. Она и не думала, что так рассвирепеет, – непонятно, кстати, от чего. Кресло взбесилось и начало самостоятельную жизнь, выбрав себе новую хозяйку, – перекрестись, Мара, и живи дальше! Но так у человека не бывает. Человеку всегда нужен именно тот предмет, который в настоящий момент недоступен, и обстоятельство это не перестаёт удивлять специально приставленных к нам ангелов.

Дрожа от ярости, Мара нервно поговорила с некстати позвонившей Анке, с милым акцентом пригласившей новую подругу в театр, после чего набрала номер главной клиентки «Сириуса» Гени Гималаевой, которую Маре разрешалось звать просто Геней.

– Ты знаешь такую девушку – Екатерину Парусову?

– Нет, Марочка Михайловна, не знаю! – весело отозвалась гениальная кулинарка.

(Сейчас, тетешкая внука Ромочку, Мара Михайловна вспоминает то время, когда ни она, ни Геня, ни П.Н. не слышали о Еке Парусинской – и могли запросто звонить друг другу. Страшно сказать, как всё усложнилось сегодня!)