Есть!

Поговорив с Геней и в очередной раз пожалев вслух и про себя, что у неё никогда не будет такой прекрасной невестки, Мара Михайловна решила, что надо объясниться с Кириллом. Глянула в собственный телефон – и выяснила, что звонил он в последний раз неделю назад. А Мара даже и внимания на это не обратила!

– Кирюша, – ласково попросила она у автоответчика, – мне очень нужно тебя увидеть. Приезжай, пожалуйста.

Кирилл – пожалуйста! – приехал в тот же вечер. Мара смотрела на него новым взглядом и удивлялась: помолодел! Какие-то на нём новые узкие джинсы и продуманно мятая рубашка… Сама Мара в эту пору жизни находилась в той фазе, когда фигура ещё позволяет носить модную одежду, а вот лицо – уже нет.

– Сзади так бы ручки и положи-и-ил… – дразнилась сестра Галька, к которой Мара заезжала иногда из милости и мазохизма.

Коварный изменщик привез Маре крепкий и чуточку горький арабский кофе с кардамоном. Сам, как всегда, сварил его – и разлил по чашкам.

– У тебя, говорят, любовница? – ляпнула Мара, не задумываясь.

– Почему сразу – любовница? С чего ты взяла, Томирида?

– Хватит звать меня Томиридой!

– Привык, – покаялся Кирилл, – но если не хочешь… Мара… буду звать тебя Марой.

– Нет, лучше зови Томиридой! – заплакала вдруг Мара, как ребёнок, у которого вдруг отобрали надоевшую, но такую родную игрушку!

Разумеется, Кирилл тут же позабыл про свой прекрасный кофе и начал обнимать Мару и шептать ей в уши, мокрые от вездесущих слёз, страстные глупости. Обещать, что никогда и ни за что! Говорить, что она самая-самая, несмотря ни на что и вопреки всему! Что Катя Парусова – всего лишь нищая девочка-филолог с феноменальным запасом внутренней энергии и желанием сделать одну свою мечту былью – а он ей просто помогает. Вот ты, милая Томирида, пиаришь свою Гималаеву, а ему, может, тоже захотелось вложить свои силы и деньги в новую звезду, которая вскоре станет либо великим поваром, либо гениальной телеведущей.

Слова Кирилла вначале звучали впустую – за рыданиями Мара их не слышала, – но когда слёзы в конце концов закончились, до неё дошло сказанное. Валя-виселица зря нагнала ужасу – на самом деле у Кирилла с Катей если и есть что общее, так это нечто вроде «Алло, мы ищем таланты!». А значит, не из-за чего городить ни огород, ни сыр, ни бор, и вообще, чего разревелась, дурища? Мара оттолкнула заботливые руки Кирилла, умылась, высморкала распухший нос и незамедлительно после этого начала жить по-прежнему. Даже сватье не позвонила, а ведь та мучительно ждала от неё вестей, и в конце концов набрала Марин номер сама, но Мара её так обрявкала, что Валя не сдержалась и нажаловалась беременной дочери; Андрей потом пришел к маме с воспитательной беседой.

Как пришёл, так и ушёл.

Беременная Лера менялась на глазах: от бульонной коститости не осталось даже воспоминания, она полнела и наливалась час от часа. Громадный живот многих вводил в заблуждение – про двойню спрашивали постоянно, но ультразвук утверждал, что внутри всего один плод. Мальчик.

Мара расстроилась: опять мальчик! Сколько можно? Ей бы девочку-внучку, в перспективе такую же прекрасную, как Геня Гималаева, а тут опять пистолеты-брызгалки. И носков не перестирать.

Незадолго до родов Мара прогуливалась с Андреем и Лерочкой по их унылому микрорайону, единственным плюсом которого был близкий лесопарк. Быстро темнело, у Мары кончились сигареты, и она попросила сына сходить с ней к киоску.

– Идите, – тяжело махнула рукой Лера, – я тут подожду.

И осталась стоять скалой у входа в лесопарк.

Их не было всего десять минут, но, когда они вернулись с сигаретами, Лерочка пропала.

– Украли! – ахнула Мара, а сын подумал другое: «Началось!». Оба побежали в лесопарк, крича: «Лера! Лера!»

Беременная отыскалась в ближайших кустах. Она стояла на четвереньках так, что живот занавесом свисал до земли.

– Тсс! – умиленно сказала она Маре, первой обнаружившей пропажу. – Смотрите, здесь ёжик! Пыхтит!

Мара отлично помнила себя молодой матерью – и полагала, что с внуком всё будет точно так же. Но внук – это оказалось совсем другое дело!

Лерочка, благополучно родившая на следующий же после истории с ёжиком день, быстро потеряла интерес к малышу и занялась своей фигурой, походившей теперь на упавшую палатку. Она потела в спортзале, голодала до зелёных чертей в глазах, в общем, соответствовала требованиям времени. А потерянный интерес к Ромочке подхватили две бабушки – Валя и Мара. Они приходили к своим молодым да ранним детям по очереди, но иногда Валя специально дожидалась Мару и нудно, трагически перечисляла, что она за сегодняшний день сделала на благо юной пары и младенца.