Эстетика бродяг

Возможность прокатиться за счет староверов в Питер понравилась. Когда я пил чай, лазая ложкой по семи сортам меда, появилась она, поставила у порога большую сумку и сказала:

− Здравствуйте, я Людмила. А вы наш новый продавец?

− Продавец я, новый, − глупо повторил я, чуть не подавившись медом.

Люся была белая и пушистая, как мама-зайчиха, к ней хотелось прижаться и потрогать. Только я встал, чтобы её потрогать, как появился почтенный старик, седая борода до пояса.

− Здорово! Я − Иван Абрамыч! – оглушительно гаркнул старец. – Ты с Алтая, а я из Молдовы! Вот и познакомились.

Старовер громко захохотал, обнажив стертые зубы и давая понять, что психи прячутся в ком угодно.

− Люська приехала! Подружка моя любимая! Я прямо соскучилась по тебе! − закричала Ирина, бросаясь на шею пушистой подруги.

Вечером ко мне подошел парень лет двадцати пяти из тех, кого я принял за староверов. Вид он имел самый простецкий – невысокий, немного лопоухий, курносый, очень подвижный и разговорчивый.

− Привет, я Вася! Пойдем покурим, − предложил он.

− Пойдем, − согласился я.

− По тебе видно, что куришь. Глаза-то шальные. Пойдем, братан, на улицу. У меня заначка есть.

Мы вышли во двор. Вася достал сигареты и фляжку. Хлебнули за знакомство, глядя на большую с зеленым куполом церковь за оградой.

− Вон там, − указал Вася в сторону каменного строения, − живет Олимпий, митрополит всея Руси православной старообрядческой церкви.

− Круто, сам митрополит. А там что?

В глубине двора стоялое низкое не имевшее окон зданьице из белого кирпича, оттуда доносился странный шум.

− Это зеркальная мастерская, − охотно объяснил Вася, − там работает Лёва, старый армянин. Сейчас он занят, потом познакомлю.

− А лысый кто? Который утром за столом сидел.

− Придурок.

− В смысле?

− Без смысла, просто придурок.

− А кавказец?

− Мухтар, шофер как и я. Его взяли к староверам, потому что он муж родной сестры Холмогорова. Хитрый черномазый жук, но это между нами. Понял?

− Хорошо. Имя-то прям собачье… А еще здесь кто есть?

− Мария Яковлевна, жена Холмогорова. Она старше его на десять лет, ревнует мужа ко всем новым бабам. Наш шеф хоть и с бородой, как у гнома, а мужичок активный. Уже был случай с молоденькой продавщицей, хе-хе.

− А тот, небольшого роста, в пиджачке и при галстуке?

− Володька, ему под пятьдесят, бывший боксер, редкий бабник, удачно ухаживает за Ириной.

− А Люся?

− Что понравилась? − хитро прищурился Вася.

− Интересная.

− Пошли пивком залакируем, − предложил Вася.

− У меня денег нет.

− Угощаю, землячок, по-братски, − похлопал по плечу новый дружок.

После третей бутылки я знал о староверах почти всё.

Староверы отправляли продавцов по ярмаркам всего ближнего и дальнего Подмосковья. Перемещаясь каждую неделю на новое место, за лето я побывал почти в каждом ДК по малому Московскому кольцу. Жизнь в Истре или Электростали мало чем отличалась от провинциального города, где я родился, и мне было комфортно разъезжать по импровизированным базарам из прошлого.

А через две недели после приезда я сидел в гостях у Степы Разина, переехавшего в Москву, и жаловался:

− Куда меня занесло? Я не привык молиться перед завтраком и ужином. Мёд в любых количествах это хорошо, но ведь его нужно втюхивать с утра до вечера. Нельзя так просто сидеть за прилавком, книгу читать. Надо зазывать! Алтайские травы, мёд, бальзамы! Подходим, пробуем, восхищаемся! Покупаем! Кха-кха…

Я закашлялся, отставляя чашку с чаем.

− Всё просто отлично, мёд символ поэзии, − радовалась Стёпа, хлопая меня по спине. − Представь, что староверы это волшебные малютки-медовары. Помнишь, в Старшей Эдде есть чаша поэзии, полная мёда богов, его в спешке расплескали, и кому на голову пали капли мёда, тот стал поэтом. Тебе еще повезло, что ты торгуешь мёдом.

− Почему?

− Тут не капли, целая бадья. А тебе всего-то, нужно отдать должное меду поэзии и какое-то время этим позаниматься.

− Чем позаниматься? Мёдом или поэзией?

− Тем и другим, ешь мёд и сочиняй что-нибудь. Толк будет, и здоровье поправишь. Да и в молитвах нет ничего плохого. Так что пойми, ты попал не в самую плохую компанию.

− Ну не знаю, кха… Кстати, чем больше першит в горле после пробника мёда, тем мёд лучше.

− Слушай, старик, но это еще не всё, − понизил я голос, оглядев очередь. − За мной там следят.

− Кто следит?

− Если бы я знал… Вчера проснулся среди ночи, пошел на кухню попить, слышу шепчутся, вроде как обо мне. Я эти голоса узнал. Я их слышал, когда с Викой жил. Помнишь, рассказывал тебе? Я, кстати, недавно звонил родственникам, интересовался её судьбой, сказали, что она исчезла сразу после моего побега.

− Перестань, − успокаивал Стёпа. − Это у тебя от недосыпания, поменьше кури гашиша на ночь.

Возвращаясь от Стёпы, во дворе я встретил Лысого, все его называли только так. Его нелепость заключалась в том, что он не понимал, куда попал, и полагал, что в нашем балагане ему светит карьерный рост. Лысый попросил сигарету и, прикурив, неожиданно спросил, он немного заикался:

− Ск-колько те-бе лет?

− А что? Какие-то неувязки?