Эстетика бродяг

Она вынула из сумочки маленькую книжку в мягкой обложке и протянула мне. Это был сборник стихов «Я − файтер» её любимого поэта Станислава Яненко. Я раскрыл наугад.

− Файтер, такой боксерский термин, − объяснила Мария Яковлевна. − Это боксер наступательного боя, он плохо владеет приемами защиты и вынужден держать удар противника.

Мне было интересно, настоящий поэт, как белый высокогорный мёд, большая редкость. Ну это каждый знает. Первые же строчки по-бойцовски устремились вперед, я еле успевал уворачиваться:

Я – файтер. Жизнь меня учила.

Да так учила – в дых и в пах.

Самонадеянность лечила

В прижимах и на шиверах

Я перелистывал страницу за страницей, понимая, что малютки медовары и сюда хорошенько плеснули из своей чаши.

Сколько вынес, а понял немного.

Ну а, может быть, больше чем кто-то другой.

Есть у всех одиноких спасенье – дорога,

а в тревогах ее – первозданный покой.

Прочитав книгу, я всю ночь думал о том, как бывает печальна земная жизнь поэта, как она все время ищет выхода к своим истокам. Чем больше я об этом думал, тем сильнее одолевало беспокойное чувство, будто я предавал кого-то в себе. После этой ночи мне стало не по себе у староверов.

Рядом со старообрядческим кладбищем был ипподром. По вечерам после ужина, наблюдая за гарцующими лошадьми, я засиживался там в компании Васи, принимавшего меня за своего. Думая о Люсе, я стал часто затрагивать тему любви. Васю это забавляло, он потешался над моими чувствами.

− Русский человек, как сказал Федор Достоевский, жалуется на две вещи, на отсутствие денег и на несчастную любовь, – просвещал я Васю.

− Ты поэтому ходишь с таким кислым лицом, и по вечерам что-то постоянно пишешь? Любовные стихи Люське, что ли?

− Да что я, вот наш друг Пушкин, − пытался пошутить я

− Вот как раз с Пушкиным мне все ясно, − засмеялся Вася. С тобой нет. Тебе это зачем?

Последнее время у меня было мало внимательных собеседников, не перед кем было раскрываться, и я пользовался случаем:

− Это не любовные стихи. Пишу, Васёк, рассказы. Я очень в литературу верю. Она, понимаешь, для меня волшебная вещь. Я уверен, что писатель должен видеть мир, которого еще нет, но обязательно будет.

− Да ну тебя! – перебил Вася. − Ты с Люськой так разговаривай, а то ты ей только лыбешься. Мне это не интересно. У вас тут в Москве чё у всех крыша едет? Если бы брату не обещал здесь держаться, умотал бы уже к себе, в Косиху. Мои друзья, Гусь и Квак…

И Вася, тоже ждавший момента выговориться, рассказывал о похождениях с дружками хулиганами, как они куролесили, проказничали и долдонили на родном селе. За эти проказы Васю и отправили на Рогожку, чтобы временно не мозолил глаза осерчавшим односельчанам.

Вскоре и Мария Яковлевна уехала в Барнаул. И уже ничто не напоминало, что мы представляем фирму «Старовер». Мы были похожи на пиратов, захвативших судно, ссадивших капитана и помощника на необитаемый остров. На работу мы ходили к обеду, возвращались за полночь, каждый вечер − пиво и вино за казенный счет. Наступило время полной свободы, близкой к анархии.

В нашей компании безобразников за старших оставили Ирину и Володю. Хозяева не знали, что они любовники, иначе вряд ли доверили сладкой парочке свое небольшое запутанное хозяйство. Это все равно, как если бы губернатор острова Сан-Томе, устав считать доходы, отдал своё золото и корабли заезжим пиратским капитанам, вроде Мигеля Отчаянного и его дружка капитана Бруажу.

Но Холмогоровы именно так и поступили, сдали клипер без боя, и теперь его трюмы были захвачены, наши Бони и Рокхэм могли рулить куда угодно. «Новые староверы» не стали упускать такую возможность и провернули свои дела. Тем более, Володе стукнуло пятьдесят пять, и это выгодное приключение могло быть одним из последних.

С того момента, как парочка заступили на капитанский мостик, мы превратились в веселых проказников, а общежитие староверов в балаган. Не было и дня, чтоб мы не кутили. Мы походили на староверов не более чем на мусульман или иудаистов. С утра команда опохмелялась, к обеду выходила на работу, а вечером шла ужинать за хозяйский счет. Не ограниченные в свободе, кроме ежедневной сдачи остатков выручки и ночных работ на складе, мы пили с большой самоотдачей. Удивительно, что при таком положении дел торговля шла бойко, и выполнялся план.