Эстетика бродяг

В сумерках я осторожно сошел с крыльца. У гаража Вася готовил машину к свиданию и о чем-то переговаривался с Лёвой, вышедшим прогуляться с собакой. Проскользнув незаметно, я закурил и пошел мимо окна Люси. Не выдержав, я остановился и заглянул в комнату. Люся сидела за столом над раскрытой книгой, на коленях у неё лежал черный котенок. Мурлыкая, он дремал, уютно свесив лапы, а Люся смотрела сквозь книгу и что-то шептала. Припадая ухом к стеклу, я долго вслушивался, пока не разобрал: «Моё сердце на замке, мое сердце на замке, моё сердце на замке».

Теперь многие закрывают на замок дома, кошельки и сердце, и все равно найдется тот, кто это взломает. Пришла пора жить нараспашку, имея casa libre (свободный дом) по соседству с международным фондом внутренней свободы.

Когда я пришел, алхимики сидели в кружке и что-то обсуждали. Кроме Сатиновых я знал еще несколько человек. Все они были честными ребятами, интеллектуалами, но некоторым не хватало хорошенького раздрая в голове.

− Разбирайте, − сказал один из парней и выложил на фольгу кусочки сахара.

− Мне два много, − решил Сатинов и обратился ко мне: − Тебе надо?

− А что это?

− Люся в небесах с алмазами. Берешь?

Я аккуратно завернул кубик в фольгу.

− Когда съешь, то лучше никуда не ходи. Особенно в метро, ха-ха! − подмигнул парень, деливший сахар.

На следующий день я встретился у метро «Южная» со старым дружком. В юности он, я и милая девушка с разболтанной травкой психикой решали, кто кому достанется. Сначала с ней был я, а потом жизнь повернула иначе: Серёжка, имевший кличку Икс, и Соня обвенчались и поселились в деревушке под Домодедово, там они пели в церковном хоре и жили при батюшке. Вера позволяла им веселить дух вином и марихуаной. По праздникам они закатывались в Пущино, научный городок, где для баловства имелась жилплощадь. Хозяйка квартиры биохимик Анча Баранова нашла себе дело в Бостоне, поручив Сережке, коего уважала, прежде всего, как Икса, поддерживать уют и поливать цветы.

− Зачем тебе сейчас ключи? − спросил Икс. − Поехали через неделю вместе с нами. Отлично проведем время. Или тебе негде жить?

− Есть, я пока у староверов. Просто надо побыть в одиночестве пару дней, − сделал я умный вид. − Поработать над книгой.

− Какой книгой?

− О бродягах.

− Гм, и что они?

− Бродяжничают.

− И всё?

− Больше они ни на что не способны.

− Ерунда, наверное, какая-то. Кому это интересно?

− Может, и никому.

− А тебе зачем?

− Не знаю.

− Ты серьезно?

− Да.

− И как называется книга?

− Эстетика бродяг.

− А название ничего так.

− Я рад.

Ответив на вопросы, я получил ключи, сел в автобус и через полтора часа был в Пущино. Найти нужную квартиру на верхнем этаже одной из башен-высоток, кои местные жители называли «зайчиками», не составило труда. Наскоро обустроившись, я сглотнул сахарный кубик.

Моё двадцать пятое соединение было несколько иным, чем у дедушки Хофмана во время психоделической поездки на велосипеде. Оно опустило меня на дно восточного борделя, где полуголый я возлежал на низком диване в дыму опиумных воскурений. Мной управляла плоть, не желавшая избавляться от сексуальности. Хаксли предупреждал − надо держать своего кота секса в мешке.

− Хватает проблем, − уверенно говорил он, качаясь в кресле, − когда наркотик стимулирует эстетические чувства.

Но мой кот, к сожалению, никогда не знал никакого мешка. В центре бегущей спирали золотого сечения я видел прекрасную обнаженную женщину, переливающуюся всеми цветами радуги. Касаясь её, я извергал семя. Только она и я – и всё. Мир вокруг пульсировал. И если бы в этот момент появился проказник Харрингтон со своей чайной ложкой, я бы не отказался от еще одной.

− Это лекарство такое забавное, – бормотал я.

Но утверждать, что в нём заключается особенная свобода, которая изменит всё вокруг, я бы не стал. Это все равно, что утверждать, будто этот мир сделал старик Бенамуки.

Зазвонил телефон. Подняв трубку, я услышал, как она радостно кричит:

− Привет, малыш, это я Ракета!

− Как ты меня нашла? − удивилась моя голова. − Что ты здесь делаешь?

− Я приехала к тебе!

− Ко мне? Зачем?

− Ты нужен мне! Я тебя искала.

− Нет! Не надо меня искать!

Я не сразу понял, что разговариваю с мерно гудевшей трубкой. Я положил её на пол, накрыл подушкой, оделся и отправился за вином. Ступени и пол походили на чешуйчатую шкуру огромного пресмыкающегося, она двигалась и, казалось, сейчас откуда-нибудь появиться его голова, и мне конец. Озираясь, я шел по незнакомому миру. В лавке я покупал вино самым странным образом, причиной тому была продавщица, стоило к ней приблизиться на один лишний шаг, и она преображалась в уродину, но стоило шагнуть обратно и лицо её менялось, и было прекрасным. Я дергался, как паралитик.

Мир вокруг пульсировал еще сутки. Возвращаясь из Пущино, я понял, что пора уходить от староверов.