Этика Спинозы как метафизика морали

Единственным и весьма значимым метафизическим или религиозным утешением для индивидуума остается важнейший факт, ставящий под сомнение все приоритеты каузального истолкования, – о нем Спиноза говорит в уже упомянутой выше схолии к теореме 45 ч. II: «Ибо хотя каждая отдельная вещь определяется к известного рода существованию другой отдельной вещью, однако сила, с которой каждая из них пребывает в своем существовании (упорствует в своем существовании – in existendo perseverat), вытекает из вечной необходимости Божественной природы». Как мы уже отмечали, в этом случае весь геометрический инструментарий разума оказывается бессильным, ведь та сила существования, о которой идет речь у Спинозы, не сводится к принудительности геометрического вывода, а упоминаемую в этой же теореме «необходимость Божественной природы» вряд ли можно всегда отождествлять с законосообразностью аксиоматической системы. Прямое

присутствие Бога (субстанции) в каждом единичном модусе каузальной системы, или мысль о том, что «Бог есть первая причина вещей, непосредственно производимых Им» (I 28 схол.), позволяет Спинозе при необходимости обходить или даже нейтрализовать каузальную структуру его системы, чтобы напрямую связывать каждый отдельный элемент универсума с его первичными началами. Это возможно прежде всего на основании понятия однозначности бытия, которую находит у Спинозы Жиль Делёз⁶

.

Возвращаясь к вопросу о природе индивидуальности, заметим, что для Спинозы самость (индивидуальность и неповторимость) каждого модуса субстанции необходимо предполагает отсутствие в нем суверенности, т. е. способности существовать самому по себе и представляться через самого себя (I 29 схол.). Ведь, как известно, каждый модус субстанции всегда рассматривается внутри сложной системы отношений, где в определение его бытия изначально включается наличие предшествующего ему элемента системы, от которого зависит его существование. Напомним, что эта несубстанциальная характеристика модуса является его аксиоматическим признаком, согласно которому он представляет некоторое состояние (affectio) субстанции, т. е. то, что существует в другом и представляется через другое (I Определ. 5). В этом смысле любой модус выступает в качестве неадекватной

причины вытекающих из него действий.

Таким образом, можно сказать, что каузальный порядок, являющийся для Спинозы стержнем всего мироустройства и формой существования его отдельных элементов (модусов), таит в себе своеобразный парадокс. С одной стороны, существующие в нем отдельные вещи (модусы), будучи причинно обусловленными, не могут претендовать на онтологическую суверенность, выступая всегда в качестве производных от других вещей, предшествующих им; с другой стороны

, именно причинность наделяет эти отдельные элементы системы присущим им смыслом, определенностью и некоей, хоть и ущербной, самостью, ведь, как мы знаем, это возможно именно на основании разности причин и следствий. При этом каждое следствие в описанной структуре само выступает как причина следующего из него действия. Однако, обретая логическое верховенство в цепи зависимостей и исполняя роль причины следующей после него последовательности причин, отдельный модус получает всего лишь призрачное замещение своей исходной неавтономности, поскольку последовательность функций в этой цепи не является симметричной и взаимообратимой. Если бы последнее было возможным, конвертируемость каузального статуса любого отдельного модуса субстанции каждый раз наделяла бы этот частный элемент фундаментальным субстанциальным качеством, т. е. первичностью осуществляемого им действия, с чем Спиноза никак не мог бы согласиться. Для него система связей, сложившаяся между модусами субстанции, линейна, иерархична, однонаправленна и несимметрична: здесь следствие не может быть причиной своей причины, а только причиной всего, следующего после него, поэтому обмен «диалектическими дарами» в духе Гегеля в ней невозможен. Между тем гегелевский единичный субъект, усваивая себе конкретность, или тотальность своей определенности, получает в качестве дополнения к этому еще одну «награду» – идеальность своего метафизического образа как частного элемента системы Мирового Духа. Его постигает судьба всякой единичности, включенной в универсальный порядок бытия: сквозь ее лик всегда проглядывает его первичный системный прообраз. То же и у Спинозы – при более пристальном вглядывании в сущность отдельного модуса субстанции мы всегда обнаруживаем в ней определенное субстанциальное свойство – атрибут, представляющий саму сущность Бога. Именно в этом качестве Бог выступает как причина и отдельных вещей (атрибут протяжения, или Бог как res extensa), и их идей (атрибут мышления, или Бог как res cogitans), поскольку «могущество Бога в мышлении равно Его актуальному могуществу в действовании» (II7 короли.).