Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

— Слышь, генацвале. Увидишь Мальвинку мою — волоки сюда без разговоров.

— У нас такого не допускают, чтобы девушка ходила одна! — гордо произнес Апоп.

«В том-то и беда, что она не одна!» — подумали мы с Михалычем.

Михалыч сник еще больше. Оставив его горевать, я, слегка покачиваясь (волны начались, что ли?), прошла в Митину каюту.

Он сидел на кровати, держа голову в руках.

— Что-то я плохо себя чувствую! — пробормотал он.

— А меня? — Я жарко придвинулась к нему.

— Тебя лучше. Но, вообще, — он махнул рукой, — звездочку мою взяли, теперь лишь осталось, — он рубанул ладонью по шее, — секир-башка, и — полное счастье. Остается только разрубить на четырнадцать частей! Или на сколько надо? Посчитай заказ! Братиков твоих считаем — нет? С ними сколько?

— Вот уж братиков моих тут нет — это точно! — с неожиданной горячностью (мол, хоть что-то есть во мне хорошее!) воскликнула я.

Потом я вдруг увидела себя в своей каюте, раскинувшейся на койке, плашмя на спине, полностью одетой. Руки казались какими-то чужими, ладони и пальцы — очень далекими. Я, соответственно, была очень-очень длинной: ступни свои я видела в страшной дали. Тем не менее, я ощупала себя всю: одета так, как ходила к ужину. И ужин, судя по всему, удался. Голова была моя задрана, и, кроме серого ската набережной, я увидела полосу черного неба. В нем висел тонкий месяц — далеко-далеко, даль эта как-то ощущалась. Месяц был непривычно тонкий и, главное — абсолютно необычно для северных широт, — лежал выгнутой спиной вниз, на спинке. Месяц на спинке! Это созвучие вдруг вызвало у меня совершенно другие, остросексуальные ощущения. «Месяц на спинке»! Размечталась. Вдруг месяц подернулся каким-то облачком или тенью. Тень эта вдруг взволновала меня. Она была прозрачной... но это стоял Митя, абсолютно голый, вернее, в одних своих тартуских плавках, которыми он очень гордился, и смотрел на меня.

Что с ним? Я приподнялась. Голова закружилась. Я посидела, опершись на локти, потом, качаясь, встала. Да, кажется, наша ладья медленно поплыла на Берег Мертвых. Я сумела выйти из каюты, как в качку, ударяясь о стены, прошла к Митиной каюте, с размаху ударилась о Митину дверь. К счастью, она оказалась незапертой — видно, Митя уже не мог ее запереть, и я влетела в каюту и споткнулась о Митю, упала и сильно, на некоторое время потеряв сознание, ударилась об угол столика. Но вскоре я открыла глаза и, как ни странно, почувствовала себя бодрее и яснее, чем раньше, видимо, как раз эта встряска мозга как-то помогла. Приподнявшись, нашла взглядом Митю — он лежал возле двери, ногами на койке, головой на полу. Рот его был открыт, на губах появлялись и лопались пузыри. Глаза его были и не открыты, и не закрыты — это самое страшное, что может быть. Между веками не было зрачков. Так. Я уже знала, что надо делать. Я поняла, что нас с Митей крепко траванули. Только нас с ним, интересно, или всех? Таинственный капитан Немо, не появлявшийся за обедом, или кто? Впрочем, для того, чтобы разгадать эту тайну, надо бы для начала элементарно выжить. Я уже представляла, что надо мне сделать, но сделаю ли?

Пятясь, как рак, я переползла через Митю и задом открыла дверь. Потом в той же позиции, не поднимаясь с четверенек, ухватила Митю за волосы и выволокла в коридор. Дальше, по ворсистому скользкому полу, тащить его уже было легче. Правда, продолжалось это довольно долго, временами я отрубалась, и мы лежали с Митей голова к голове, состояние становилось почти блаженным, мы отплывали, но каждый раз диким усилием, приходящим в мою голову словно откуда-то издалека, я открывала глаза, поднималась на четвереньки, запускала свои пальчики с маникюром и неслабыми колечками в Митины кудри и тянула рывками, потому что плавно он с места не сдвигался, только рывком. Или сниму с него скальп, или доволоку до каюты. Наверное, не все я делала правильно — можно, наверное, было закричать, позвать помощь, — но я почему-то решила не тратить времени и сил на вопли, а полностью сосредоточиться на рывках и прерывистом сопении.

Я боднула задом свою дверь — теперь предстояло самое трудное — переволочь абсолютно каменного Митю через высокий камингс (порог). К счастью (или, может, к несчастью), в коридоре было абсолютно пусто. Сосредоточенно сопя, я перебирала в пальцах Митины кудри, стараясь ухватиться покрепче сразу же для жима, толчка и рывка. Тут я услышала оскорбленный девичий голос и возмущенный мужской. Нельзя сосредотачиваться лишь на своих задачах, надо поинтересоваться, как и другие живут.