Я по-прежнему воспринимала все с некоторой отчужденностью и гулом в голове, но помню, что выходила за каждым из ушедших и страстно нашептывала ему, чтобы он, придя в номер, непременно поставил бы клизму как себе, так и всем своим близким. При этом горячо предлагала всем как свой инструмент, так и свои услуги. Все растроганно отвечали, что, если возникнет такая необходимость, непременно воспользуются знаниями, полученными от меня. В общем, расходились душевно. А когда, собственно, русские люди после таких посиделок расходились не душевно? Однако это вовсе не значило, что, придя домой, буквально каждый из гостей не вынимал из тумбочки маузер и с растроганной улыбкой, вспоминая приятный вечер, не начинал чистить оружие, готовясь к неизбежному, увы, бою!
Мы с Митей, как самые честные из честных, уходили последними. Объятиям и поцелуям не было конца. Мы клялись друг другу, что счастливы, что нашли друг друга и так подружились, и обещали любить друг друга вечно, до конца жизни... который, похоже, не так уж далек!
Кстати, Цыпа в этот радостный вечер был какой-то смурый, не выдавал свои обычные соленые морские байки, все больше слушал, улыбаясь мучительно. И его Сиротка тоже траванула? Ну, это она явно погорячилась. Цыпа — единственный ее ключ хоть к какому-то положению в обществе, кстати, и к нашей квартирке, которую она после кончины Мары явно пытается оттяпать.
«Я пришел звать не праведников, а грешников к покаянию».
Но если это ее преступление я просчитываю правильно, то, наверное, она так суетится неспроста? Видимо, она знает, где сундук, и красные береты во главе с Мартом работали на нее? Я остановилась. Интересная идея. Явно на корабле нашем кто-то плывет с нами — неожиданный, но очень близкий нам всем! Кто? Мы как раз стояли в холле (усталый портье дремал), и я видела все двери кают сразу. Профессиональной памятью гида я уже ухватила, кто где. Глухая и мертвая дверь была как раз следующая за моей, — на моей памяти никогда не открывалась. Кто же там находится? Он?
Наш, кстати, обратный путь с Митей из гостей до хаты по длительности и насыщенности почти не уступал «Одиссее» Гомера, ну, во всяком случае, «Улиссу» Джойса... ну уж точно — нашему возвращению с Митей от его друга Фимы Столкера, самого бессмысленного человека из всех, кого я знала, к тому же живущего в самом глухом углу Веселого Поселка. Проносящиеся мимо такси, пустыри, заросшие бурьяном, потом какие-то самосвалы, бензовозы и поливальные машины, подвозящие нас охотно и совсем недорого, но совсем не туда. Стоит только войти в зону абсурда — выйти из нее нелегко. Здесь нас задерживали жаркие и продолжительные контакты с французами, которые как раз расходились после какой-то своей пьянки и двигались в направлении противоположном нашему.
Наконец мы очутились возле моей каюты — до Митиной было еще переть и переть! Митя, надо отметить, был абсолютно счастлив от чувства исполненного гражданского долга и теперь то радостно пел, то хохотал. Яд, выведенный из организма клизмой, он успешно восполнил водкой «Столичной», самой чистой и огненной водкой в мире! Он с размаху приплюснул меня к двери моей каюты и зашептал, пуская пузыри:
— Ну что? Может быть, чашечку кофе?
Мы ввалились внутрь. Да, напрасно портье не свисал за окном, он бы увидел много интересного и понял бы наконец-то, что такое настоящая страсть!
Потом мы лежали, раскинувшись в разные стороны, лишь сладко покряхтывая, потом затихли, вроде бы засыпая, потом вдруг Митя абсолютно трезвым и каким-то странным голосом спросил:
— Зачем ты вернула меня?
Я вдруг вспомнила, как он, голый и полупрозрачный, стоял вот здесь, чуть туманя окно. И что же, это нравилось ему? Я снова представила это и содрогнулась: неужто ожидается продолжение? Дежурная по комнате ужасов! Блядь с элементами мистики. Неужели это еще не все? Я энергично привстала на локте и уставилась на его откинутое потное лицо:
— Ну и что? Ты считаешь, что я напрасно это сделала?
— Не знаю, — после паузы глухо проговорил он. — Если зовут, то, видимо, зачем-то им нужен?
— Мало ли ты кому нужен! Даже мне! — Я лизнула его соленое ухо. — Ну... и что ты видел там?
— Ну... как я и думал. — Митя закрыл глаза, снова прогоняя видеозапись. — Ну, что-то вроде ихнего Политбюро. Но почему-то видны только их руки. Лица не видны.
— И что же они?
— Ну... осторожно этак... выспрашивали о мировоззрении. Что я думаю о высших сферах, о жизни после смерти...
— Ну и что ты?