Все будет в порядке. Я прижалась Гором к нему. Теперь нас трое. Постепенно прорезались голоса наших, яростно торгующихся с продавцами. Жизнь продолжается. В основном все брали галабеи — сшитые из простыней длинные платья (носят мужчины и женщины) — и арабские белые и пестрые платки на голову, прижимаемые на темечке кружком. Вот все мы и превратились в египтян. Барка Смерти пока не для нас. И Атеф вроде бы скинул с себя не только шакалью маску, но и все свои величественные замашки погребального бога, подошел простой, вежливый, как и раньше, скромно улыбнулся. По-прежнему, видимо, любит меня и бесконечно чтит Митю. Такое, видимо, даже в Африке сохраняется! Он смотрел на нас даже несколько смущенно: может быть, что-то не так? Но он старался: устроил для дорогих гостей это историко-этнографическое шоу «Обряд погребения»... Миллионер может себе такое позволить, пусть даже и скромный!
— Хорошо... ладно! — Митя добродушно кивнул, и Атеф отошел, вроде бы успокоенный... Надолго ли?
Со всех сторон к площадке подкатывали длинные, яркие, блистающие автобусы, и, когда они распахивали дверцы, оттуда сладко веяло зимой.
Но к нам почему-то подкатил пыльный грузовик колхозного вида, оттуда вышел хлопчик в замасленном халате, откинул задний борт и махнул нам ладошкой... Это он нас приглашает? Не слабо. Снова приблизился Атеф и отнюдь не стал отрицать, что грузовик — это его сюрприз, а лишь вежливо поинтересовался, как я переношу жару. Я ответила, что переношу нормально — именно как жару, а не как холод. Мы слегка натянуто посмеялись, и я бодро полезла в кузов, своим радостным видом вдохновляя разомлевших моих спутников. Митя влез за мной, за ним остальные. Атеф сел в кабину, высунув наружу локоть, и о чем-то заговорил по-арабски с водителем. Мы сгрудились у кабины. Кузов, ко всему прочему, оказался обит изнутри раскаленной жестью! Дружно качнувшись, мы поехали под палящим солнцем, глотая пыль мчащихся впереди автобусов. Да, странная прихоть миллионера! Мы тряслись и раскачивались в раскаленном кузове, как кубанские казаки, не хватало только задорной дорожной песни, и скоро мы ее назло всему дружно заголосили: «Пока я ходить умею...» Пока.
Путь — к счастью — был недолгим. Но это, кажется, еще не конец? Грузовик остановился на пыльной площадке среди гор. Мы оказались словно бы в нагретом пустом ржавом котле. Бока его — древние скалы, обступившие нас, — были ржавые, мятые и абсолютно ровно и плоско срезанные по верху. Да-а... напрасно я ругала езду в кузове: этот печной воздух все же легче глотается в движении, чем в неподвижности, — тут он жжет утюгом! Как это фараоны тут лежат? Впрочем, в земле оказалось чуть прохладней. Вслед за Атефом мы влезли в нору, ведущую в могилу фараона Тутмоса Первого. После лаза в узкой маленькой «прихожей» меня смертельно напугал стоящий в углу огромный каменный истукан, как бы двойник покойника, называемый Ба и существующий, по поверьям, у каждого человека.
— Пойдем! — дернула я Митю.
— Ну, погоди... тут еще много всего! — шепнул добросовестный Митя.
А и бог с ним! Силы мои уже кончались! Я полезла наверх. Там, в тенечке под навесом, покуривал Михалыч, который в силу своей комплекции, а также высокого общественного положения в дыру не полез. Он обрадовал меня таким сообщением:
— Ты мне все отдашь, что из гробика потырила... на коленях приползешь!
— Уже тренируюсь! — ответила ему я.
К нашему удивлению, после посещения знатных могил мы не поехали обратно, хотя все уже были склонны вернуться к реке, несущей хоть какую-то прохладу. С такой уверенностью мы и сели в кузов «полуторки», и Атеф сел в кабину, ничего нам не говоря, но грузовичок наш не повернул обратно, а, проехав насквозь раскаленную Долину Царей, стал понемногу забирать в гору.
— Что... еще какой музей? — просипел Михалыч, и мы неуверенно хохотнули.
Цыпа вдруг, длинно выдохнув, уселся на раскаленное железо, голова его упала.
— Стойте, стойте! — Мы с Сироткой забарабанили по кабине, но добились лишь того, что Атеф убрал локоть, торчащий из кабины, и наша «увеселительная прогулка» продолжилась.
«Какой Атеф, к черту, аспирант? — думала я с отчаянием. — Привыкли мы тешить себя приятными иллюзиями... Он вообще не человек! И делает с нами что хочет... Но что же он хочет?»
— Места эти мне знакомые! — прохрипел Цыпа и, упираясь в кабину, поднялся и стал с интересом озираться.
Я любовалась им: какие, на хер, боги, что они могут сделать с нами?!