Exemplar

О первом нам следует знать, что непонятной тоской называется то, когда какой-нибудь человек очень печален и не может сотворить ничего доброго, однако не знает, чего ему не хватает, а если и спросит об этом себя, то сам не поймет, что с ним происходит. Сию тоску испытывал и любезный Давид, когда сказал: «Quare tristis es, anima mea. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешь меня?»[1035]

, словно бы он говорил: «Тебе недостает чего-то, но ты не знаешь чего. Имей веру в Бога, так будет лучше. Ты еще не однажды возрадуешься, прославляя Его». Сия тоска такова, что она отвратила тысячи людей от их благих начинаний, ибо среди всех живущих во времени никому не требуется столько доброй отваги, как человеку, который должен по-рыцарски противостоять жестоким нападкам своих же собственных пороков. Какая из телесных невзгод может быть тяжела человеку, который имеет в себе бодрый дух? Или что из внешнего сможет позабавить того, кто всегда обременен скорбным духом? Посему человеку следует опасаться этих пороков, как только он может. А как освободиться от такого порока, узнайте, среди прочего, вот по чему. Одному брату-проповеднику, который от этого порока долго и невыносимо страдал и часто молил Бога о том, чтобы ему стяжать от него избавленье, было сказано, когда он, подавленный, сидел у себя в келье: «Почему сидишь здесь? Встань и войди в страданье Мое, тогда утратишь всё страданье свое!» Так оно и случилось, и страданье его миновало[1036]

.

Иной сокровенный порок — это беспорядочное уныние. Он отличен от первого, ибо кто имеет его, тому достаточно разуменья, чтобы понять, что с ним происходит, но он не приводит сие в надлежащий порядок, руководствуясь божественной волей. Вот потому-то это и называется беспорядочным унынием. А происходит оно из-за того, что человек сам себе готовит страдания и мучается от того, от чего мучиться не стоит, или по причине невзгод, которые человеку посылает Бог, и особенно, если они касаются его сокровенного.

Есть четыре разных вида страданья, самых тяжелых из тех, которые способно вынести на земле сердце людей. И они таковы, что страждущим сердцам никто поверить не может, разве что тот, кто их сам испытал или кому сие даровано Богом. Ведь это страданье никогда не отступает от человека, и там, где должно становиться полегче, когда обращаешься к Богу, оно становится самым мучительным. Тяжесть сих видов страданья можно уразуметь по нестерпимой боли, которую они влекут за собой, а не по вреду, приносимому ими душе. Оных видов страданья четыре: сомнение в вере, сомнение в милосердии Божием, врывающиеся [в душу] мысли против Бога и Его святых, желание отнять жизнь у себя самого.

Ну вот, сначала я рассмотрю вторую страсть из названных четырех, а потом и все вместе. Сия страсть, состоящая в том, что человек начинает сомневаться в милосердии Божием и в том, что ему вообще можно чем-то помочь, проистекает в особенности из трех вещей среди всех остальных, из-за того, что он не может уразуметь ни что такое Бог, ни что такое грех, ни что такое раскаяние.