Фабрика мертвецов

Зинаидин паро-кот звучно лязгнул стальными суставами — под задними лапами образовалась радужная лужица машинного масла, — выровнялся и неспешно двинулся в сторону деревни. Следом затарахтела паро-телега; Ада слабенько пискнула при первом же толчке и обеими руками вцепилась в Ингвара. Тот поглядел на нее недоуменно, но отталкивать не стал. Митя вздохнул и повел паро-коня следом.

— Напрасно вы влезли, молодой человек, — вдруг пробурчал у него за спиной Петр.

Митя сделал невинно-изумленные глаза: это выражение у него было отработано еще с тех лет, когда бонна водила его, маленького, в Летний сад — ни одна пожилая дама не могла пройти мимо, не потрепав «милое дитя» по щечке и не одарив сладостью.

— Не мог же я оставить Зинаиду и Аду без помощи! Они так испугались… Я уж думал, вы и вовсе разбились.

Если сестрички надеялись, что он все возьмет на себя, то напрасно. Пусть сами с братцем разбираются.

На мужчин, сдается, выражение не действовало — или это поручик такой толстокожий?

— Напрасно влезли, говорю, — прогудел поручик, а от его буравящего взгляда хотелось потереть затылок, а еще более — поднять автоматон на задние ноги и выкинуть Петра из седла. — Вы с батюшкой у нас люди новые, иначе знали бы: раньше… позже… А только Шабельские всегда получают, что хотят. Есть у нас свои… способы, с которым даже Кровным не сладить. А вы ведь и не Кровный, верно? Так только, с Кровной Родней, — равнодушно добавил он, и от этого уверенного равнодушия Мите вдруг стало не по себе.

Воцарилось молчание, разбиваемое только стрекотом и лязгом автоматонов.

— Вот и деревня! — обернулась Зинаида.

Деревня была мертвой.

Глава 17. Деревенское радушие

Дзонг-дзон-дзонг… — позванивали копыта паро-коня. Клац-клац-клац… — паро-кот ступал почти бесшумно, лишь легкое клацанье слышалось, когда стальные когти погружались в плотно утоптанную землю деревенской улочки. Дыр-дыр-дыр… — от паро-телеги было больше всего шуму: она фырчала, как простуженный еж, и дрожала, будто насмерть перепуганная, еще и подпрыгивала на каждой колдобине. Автоматоны въехали в узенькую немощеную улочку, по-змеиному вьющуюся меж плетеных заборчиков. За ними в обрамлении ярко-желтых подсолнухов сияли на солнце выбеленные хаты под золотистыми соломенными крышами… и совсем уж нестерпимо сверкали широкие полоски соли, зачем-то опоясывающие каждый беленый домик.

Митя невольно крякнул — учитывая цены на соль, тут, пожалуй, просыпано целое состояние! Он знал лишь одну ситуацию, при которой простые люди шли на эдакие траты.

Деревенька казалась написанным ученической рукой пейзажем: яркие, до боли, краски… и ни одной человеческой фигуры, оживить композицию. Ни ребенка, выскочившего на улицу, чтоб подивиться на автоматоны. Ни старухи, выглядывающей из-за плетня, ни любопытной молодки, высунувшейся в окошко. Только маленькая фигурка промелькнула на другом конце улицы — взвился край пестрой юбки, яркая лента — и девчонка исчезла.

— Они что здесь, все умерли? — Митя покосился на соляные полосы и кончиками пальцев невольно огладил прячущийся под манжетой посеребренный клинок.

— Остап Степанович здешнее быдло в строгости держит, — со смесью удовольствия и зависти процедил поручик. — Безделья не любит.

«И собак», — подумал Митя, внимательно разглядывая с высоты паро-коня очередную конуру за плетнем: как и предыдущие — пустую. Рядом валялась цепь с ошейником, уже изрядно проржавевшая. В сочетании с солью вокруг домов и тревожно-алых колец маков у каждого плетня — наводило на размышления. А ведь он уже слыхал про некоего Остапа Степановича.

— И зачем мы сюда приехали? — насмешливо поинтересовался младший Шабельский.

«Затем, чтоб госпожу Штольц увидали в большой компании, да на одном автоматоне не с Петром, а с Зинаидой Шабельской, и могли рассказать об этом мужу», — мысленно усмехнулся Митя.

— Я… ужасно хочу пить! — нервно теребя манжет кремового платья, пролепетала Анна.

— Полагаю, кофейни или кондитерской с открытой террасой, где можно выпить прохладительного, здесь нет? — вздохнул Митя. «Не стоит глядеть на меня как на умалишенного, господа и дамы. Я же сам сказал “полагаю — нет”».

— Без кофейни обойдемся. — Поручик перевесился с седла паро-коня и дотянулся хлыстом до ближайшей ставни. — Эй, есть кто в доме? Принесите попить!

Из-за ставни раздался долгий протяжный стон, исполненный такой муки, что даже хлыст в руках у Шабельского дрогнул. Послышался мелкий, вороватый топоток, быстрый придушенный шепот… и снова тишина.

— Открывайте! Что там у вас происходит?! — возвысил голос поручик.

Митя передернул плечами: он вовсе не был уверен, что хочет это выяснять. А то ведь и меры принимать придется, не сможет же он просто взять и уехать? Или… сможет? Это было бы разумно…

На крыльцо выскочила крепко сбитая тетка: в руках у нее была какая-то посудина. Наскоро поклонилась: